Тур Хейердал - От «Кон-Тики» до «Ра» Страница 11

Наша интернациональная команда превзошла все ожидания. Никто не жаловался на нервы или морскую болезнь. Несмотря на языковые барьеры, все отлично ладили и сотрудничали. Американец Норман Бейкер отвечал за навигацию и держал радиосвязь с США, Советским Союзом, Норвегией и Италией, даже когда лежал с температурой в спальном мешке. Теперь он опять в строю.

Врач Юрий Сенкевич из Советского Союза быстро осваивается с морским делом. Благодаря его замечательному врачебному искусству, оба наши пациента поправились в рекордно короткий срок.

Абдулай Джибрин из Чада (Центральная Африка) никогда прежде не видел океана. С удивлением он обнаружил, что вода в море соленая. Фонтанирующего кита он принял за бегемота. Абдулай по специальности плотник — как раз тот человек, который был нам нужен, чтобы чинить и находить замену ломавшимся деревянным конструкциям.

Карло Маури, итальянский альпинист (один из сильнейших в мире) единственный из нас ухитрялся в трудные дни и ночи забираться на лихо качающуюся двойную мачту. Никто не сравнится с ним в искусстве обращаться с канатами и узлами.

Сантьяго Хеновес, мексиканский исследователь, специализирующийся на древних культурах, быстро разобрался в особенностях рулевого устройства «Ра». Методический подход к вещам и знание языков сделали его идеальным квартирмейстером. В его ведении сотни глиняных кувшинов, бурдюки из козьих шкур и корзины, словом, весь наш провиант и питьевая вода, которые занимают почти всю палубу.

Он же, вместе с нашим полиглотом, египтянином Жоржем Сориалом, выполняет важные функции переводчика. Только трое из нас владеют сразу тремя языками, которые в ходу на борту: английским, французским и итальянским. С Абдулаем Жорж объясняется по-арабски и кое-как по-французски. Он наш рыбак и подводник, да к тому же оказался превосходным коком. Восточные блюда Жоржа вполне могут померяться с итальянской кухней Карло.

На борту нет ни одной банки консервов, вся пища в натуральном виде.

Наше главное развлечение — обезьянка Сафи, названная в честь порта, из которого мы вышли. Она одета в штанишки и распашонку, и команда печется о ней, как о ребенке. Кроме того, на борту у нас двадцать цыплят и одна утка. Когда в первые дни около нас кружили морские птицы, Карло заметил, что они, наверное, приняли лодку за огромное плавучее гнездо.

Не знаю уж, за что нас принимали проходившие суда (некоторые из них останавливались и поворачивали, чтобы подойти поближе и поглядеть на нас), но команда единодушно считает, что никакое современное судно таких же размеров не смогло бы так надежно ограждать от влаги людей и груз при той трепке, какую пришлось выдержать нашему папирусному кораблику в первые десять дней и ночей в открытом море. Связанные вместе снопы папируса, образующие корпус нашей лодки-плота, несомненно, впитали не одну тонну воды, но это сказывается лишь в том, что они разбухли и покрепче затянули узлы. Никаких признаков гниения пока не видно. Напротив кажется, что лодка теперь прочнее и крепче, чем когда она стояла на суше. Не папирус и не скрепляющие веревки оказались нашим слабым местом, а весла. Починив и укрепив их, мы выходим в открытый океан с тем же оптимизмом, какой ощущали в Сафи, где «Ра» была спущена на воду восемнадцать дней назад.

Координаты в 10.00 по Гринвичу, 3 июня: 26°23′ северной широты, 15°31′ западной долготы.

Борт «Ра», 11 июня.

После нескольких тяжелых дней мы теперь идем с хорошей скоростью на запад. Ребята отдыхают, плавают на страховочной веревке около «Ра» и под лодкой.

Были тихие, почти безветренные дни, когда «Ра» шла на юг вдоль побережья Африки, правда, так далеко от суши, что мы ее не видели.

То и дело встречались каботажные суда, и некоторые из них проходили в опасной близости. Ведь с большого судна трудно заметить сигнальные огни, а радары на нашу «Ра» не реагируют.

Во вторник мы вошли в полосу более сильного ветра, и он-то нас подтолкнул на запад. Наши координаты в 6.00 в среду были 22°6′ северной широты, 18°53,5' западной долготы.

Борт «Ра», 13 июня.

Семь человек, одна обезьяна и одна утка продолжают наслаждаться буколической жизнью на борту папирусного корабля.

До вчерашнего дня мы чувствовали себя обитателями плавучей фермы, просыпаясь под мирное кукареканье петухов, приветствовавших появление солнца над морем, ощущая запах сена. Но сегодня съеден последний цыпленок, и теперь воздух наполняется только скрипом веревок, весел, мачты и нашей плетеной каюты.

Сено пришлось вчера выбросить в море. Марокканское сено защищало наши кувшины с водой и провиантом. Но от сырости оно начало преть, а это плохо сказывалось на папирусной палубе. Кинопленка и личное имущество хранятся в деревянных ящиках в каюте, на которые постелены наши соломенные матрасы.

Солнце и луну, качающийся горизонт и даже отдельные проходящие суда — все это можно увидеть через щели в циновках, образующих стены нашей обители размером 10 на 12 футов, которая больше смахивает на гнездо, чем на настоящую корабельную надстройку. Всю обстановку составляют семь спальных мешков да старый чемодан, в котором спит обезьянка.

На левый подветренный борт выходит дверной проем размером 3 на 3 фута; он закрывается зеленым брезентом, который мы еще ни разу не опускали. Волны дыбятся и спадают совсем рядом с нашими постелями. Они вырастают из-под папирусной палубы и уходят, лоснясь, на юго-запад, роняя влажные бусины с белых гребней. Ночью видно только эти белые гребни, они вздымаются на незримой волне, которая черной завесой закрывает нижнюю кромку звездного небосвода.

На правый борт нашего кораблика нескончаемой чередой обрушиваются скользящие валы и пляшущие волны, бьют по стенке и окатывают влагой каждый стебель папируса.

Когда волны нас настигают, «Ра» легко вздымается вверх и пропускает их под собой, словно живое существо, изгибается, взвивается, фыркает, сопит. Связки папируса, будто мускулы, работают независимо друг от друга, но вполне согласованно.

Двойная мачта и парус образуют как бы огромный, извивающийся во все стороны, плавник на спине папирусного чудовища, которое ползет по морским ухабам. Сзади двойным хвостом качаются задающие курс рулевые весла, им помогают боковые плавники — вспомогательные весла. Нос и корма плавучей бумажной твари изгибаются над водой изящно, как шея и хвост огромного золотого лебедя.

Когда валы прокатываются под «Ра», наша плетеная хижина то сжимается, то расширяется, как дышащее легкое.

Летучие рыбы испуганно бросаются в разные стороны. Только сегодня одиннадцать штук приземлились на палубе и застряли между кувшинами. Мимо в величественном спокойствии проплывают большие киты, веселые дельфины стаями играют и прыгают вокруг нас, так что обезьянка в возбуждении лезет стремглав по штангам на мачту. Из ночи в ночь одни и те же звезды и созвездия загораются в небе над нами, как близкие друзья, указывающие путь с востока на запад.