Владислав Корякин - Русанов Страница 11

Сын же, судя по всем сохранившимся отзывам и воспоминаниям, оказался одновременно неглупым и трудным, с интересами, далекими от дома и учебы. Интеллектом он, видимо, обязан матери, волевой и умной женщине. Эти черты отчетливо проявлялись в ее внешнем облике, судя по сохранившимся фотографиям. Потеряв мужа, она сосредоточила свою нерастраченную любовь на единственном сыне, которому решила дать, несмотря на скудность доходов, приличное образование в единственной в городе классической гимназии. Фотография сохранила внешность юного Володи Русанова тех лет — привлекательное правильное лицо с высоким лбом, наглухо застегнутый мундир со стоячим воротником и серьезный внимательный взгляд, словно в попытке проникнуть в неизведанное будущее — ничего такого, что могло бы подсказать причины последующего исключения за неуспеваемость. Однако факт остается фактом — игры в казаки-разбойники и приключения в ближайших оврагах с каменоломнями, где в кусках известняка попадались таинственные раковины и даже порой щетки горного хрусталя, привлекали энергичного деятельного мальчишку гораздо больше, чем мертвые латинские и древнегреческие тексты наравне с учебниками Рыбкина и Киселева, которым в ту пору он просто не видел реального применения в жизни. Именно это и отвращало его от учения, а не недостаток способностей. То ли дело живая природа, которой в гимназическом курсе почти не было места. Как не хватало ему в ту пору мудрого наставника, как он сам нуждался в понимании, а не в материнских упреках, которые только травили его неокрепшую душу.

А юношеская склонность к самоутверждению уже отчетливо проявлялась в нем. На летние каникулы мать нередко отправляла Володю к родным в деревушку под Кромами. К ее ужасу, он заявил, что намерен одолеть пятидесятиверстный путь пешком — и одолел! Непогода не останавливала подростка, у которого начинали пробиваться усы, — к его услугам был любой старый стог, а при случае он не постеснялся бы попроситься на ночлег в попутной деревушке. А что может быть лучше для здоровья помимо таких пеших переходов? И не только — еще расширение кругозора в окружающей жизни, природе, умей только смотреть и удивляться, умей спрашивать и слушать, не замыкаться в себе. Такая в ту пору у него была жизненная школа, по-своему неплохая.

Все повторилось после перевода в Александровское реальное училище — на этот раз, по-видимому, от отсутствия интереса к прикладным наукам, связанным с техникой. Было от чего не спать долгими ночами матери в размышлениях о судьбе сына, да и сам Володя, несомненно, не ощущал жизненного комфорта и понимания со стороны сверстников. Однако затем ситуация изменилась к лучшему — Любовь Дмитриевна неожиданно обрела мудрого союзника в лице одного из своих постояльцев, который появился очень вовремя. Сближение старших, завершившееся для нее вторым замужеством, обернулось для сына благом, хотя далеко не сразу.

Андрей Петрович Соколов, второй муж матери Володи, служил преподавателем древних языков (которые так досаждали пасынку во время учебы в гимназии) в Орловской духовной семинарии. К счастью, Андрей Петрович был настоящим педагогом — для него на первом месте стояли не формальные успехи ученика по программе, а сама молодая личность в процессе формирования со всем ее потенциалом на будущее. Так он, видимо, воспринимал приемного сына, а тот принял своего отчима со всем пылом молодой, истосковавшейся по пониманию души, хотя для этого понадобилось длительное время. Огромным терпением обладал господин Соколов, поскольку все приключения пасынка в учебных заведениях отражались прежде всего на нем как на профессиональном преподавателе. Семинария оказалась для молодого Русанова последним прибежищем, куда он попал не без протекции отчима в 1891 году, где и застрял на долгие шесть лет, оставаясь на каждом курсе по два года. Поразительно, что столь долгий путь постижения семинарских наук не отразился на их отношениях, хотя, вероятно, Соколову пришлось выслушать немало горьких упреков начальства по поводу успехов приемного сына. В позднейших воспоминаниях о периоде обучения сам Русанов, будучи уже взрослым человеком, высказывался неоднократно и достаточно критически. По собственному опыту он считал, что гимназия забивает голову тысячами ненужных вещей, не может научить работать, а человека с чутким сердцем неизбежно приведет к тюрьме и ссылке — вывод далеко не однозначный и тем не менее весьма возможный для конкретной личности… По поводу церковного образования, несмотря на неизменно хорошие отношения с отчимом, он высказывался не менее критически: «Духовенство своими школами…проповедями, писанными по заказу, храмами, созданными по принуждению, превосходно выполнило задачу правительства: оно держало народ в полном невежестве, в слепой косности, в диком суеверии до тех пор, пока могло» (1945, с. 350). Несмотря на эти критические суждения, уже первые работы Русанова, написанные в вологодской ссылке, показали достаточно высокий уровень его образования, в том числе и по таким вопросам, которые он мог постичь лишь в процессе самообразования. Наконец, едва ли без должной подготовки он смог бы поступить в один из самых престижных европейских университетов. Так что в части образования нашего героя мы имеем очевидное противоречие, которое не объяснил ни один из его биографов. Частично этот пробел можно восстановить на основе перечня книг, прочитанных нашим героем в молодые годы.

Составители сборника 1945 года раскрывают эту сферу интересов в детские годы слишком в общем виде: «Рано пристрастился Володя Русанов к чтению. Любимыми его книгами были рассказы о путешествиях и описания природы. Книги он покупал себе сам, тратя на них все деньги, которые получал в подарок от родных. Так у него в детстве составилась собственная библиотечка» (1945, с. 6), но без каких-либо конкретных ссылок. Позднее документы охранного отделения за время пребывания Русанова под стражей перечисляют: «Основы химии», «Психология» Вундта, «Введение в изучение зоологии и сравнительной анатомии» М. А. Мензбира, сочинения Г. И. Успенского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, И. Н. Потапенко (в то время по популярности соперничавшего с А. П. Чеховым). Интересно, что в список входят самоучитель французского языка, а также книга Фритьофа Нансена о дрейфе на «Фраме» — первое зафиксированное свидетельство интереса к полярным странам. Издавна среди арестантов существовал обычай делиться с товарищами полученной с воли литературой, что также способствовало развитию кругозора. Все перечисленное позволяет считать, что молодой Русанов в период формирования жизненных взглядов и интересов отличался помимо широкого кругозора еще и вниманием к естественным наукам и стремлением к самообразованию, хотя о достигнутом уровне судить сложнее. Важнее другое — спустя несколько лет в Вологодской ссылке он успешно использовал эти познания, порой по неожиданным направлениям, что показательно само по себе, в чем читателю предстоит убедиться.