Элизабет Хаксли - Сияющее Эльдорадо Страница 11

Над небольшим деревянным домом повисла паутина проводов у горного родника. Даже летом воздух здесь холодный, чистый и пахнет опавшими листьями, мхом, папоротниками. Норман Робинсон приготовил чай, поджарил яичницу с ветчиной. После еды я вышла на улицу и спряталась рядом с гнездом. Оно было сооружено из двух пучков сухой травы. Каждое гнездо достигало около фута высоты и было расположено примерно на таком же расстоянии друг от друга; основание гнезда выложено из травы и палочек. С десяток голубых и желтых перьев валялось по всей территории. Самец предпочитает именно эти цвета, отдавая первенство голубому. На бревно около дома Норман клал колпачок от голубой ручки; самец всякий раз подбирал его и уносил в гнездо. Робинсон вновь забирал колпачок, потом опять клал на бревно, и игра начиналась сначала. Стремление собирать небольшие предметы голубого цвета настолько велико, что взрослый самец в неволе убил как-то голубого кубинского вьюрка, а мертвое тельце выставил как бы напоказ.

Я просидела в укрытии около часа. Появился самец шалашника величиной с большого голубя. Его голубое оперение с металлическим отливом говорило о том, что самец достиг зрелого возраста (пяти-семи лет), так как у птенцов оперение зеленое. Есть несколько видов этой птицы, отдаленно родственной райским.

Непреодолимое влечение собирать голубые и в меньшей степени желтые предметы объясняется желанием самца понравиться самке. Другие виды лирохвостов, например пятнистый шалашник (Ptilonorhytichys violaeus), предпочитают собирать раковины. Орнитологи считают, что разбросанные по земле перья — это символ собственности и знак предупреждения соперникам, говорящий о том, что владелец близко.

Самец покрывает иногда свое строение смесью слюны с золой. Эта черная клейкая смесь, напоминающая цемент, высыхая, превращается в песчаный порошок. Для выполнения этой задачи птица использует в качестве инструмента небольшой кусок коры, который держит в клюве. Профессор Дж. Маршалл, ведущий специалист по шалашникам, считает, что эта кора сочетает в себе функции губки, клина и пробки. Натуралисты старой школы высказывали предположение, что за стремлением к украшательству кроется эстетическое чувство. Джон Гулд, который в 1948 г. опубликовал первое полное описание австралийских птиц, писал о гнездах как месте встречи самцов и самок. Капитан Стоукс, который в 1837–1843 гг. пересек внутренние районы Нового Южного Уэльса, принял их за игрушки, которыми австралийские матери забавляют детей, а сэр Джордж Грей[34] предполагал, что это детские ясли кенгуру.

Я наблюдала за птицей, когда она подбирала голубое перо, прыгала с ним, клала на землю, повторяя все эти действия несколько раз в одинаковой последовательности, и затем улетела, издавая низкий жужжащий звук, похожий на кудахтанье, тихое мурлыканье кошки или шум заводной игрушки. Обратно она не прилетела.

Самцы шалашника ведут беспокойную жизнь. На участке площадью в три или четыре акра каждый из них строит несколько гнезд и должен защищать их от других самцов, которые стараются унести с собой трофеи и, если им удается, разрушить гнезда.

По словам профессора Дж. Маршалла, «соперник появляется украдкой, а не влетает смело через открытую изгородь. На участке мародер быстро и тихо разрушает стены, выхватывая клювом куски гнезда и беспорядочно разбрасывая их вокруг. Ему редко удается закончить свою разрушительную работу до того, как появляется владелец гнездовья. Обычно он улетает с полным клювом голубых перьев или стекла и никогда не остается на месте, чтобы подраться». Его цель — завладеть участком, который необходим для расселения представителей определенного вида, обеспечения их пищей и нормального размножения.

Шалашник улетел, но лес был полон звуков. Пролетало множество попугаев разных видов. Это были главным образом желтохохлые белые какаду. Они живут стаями, очень красивы, но кричат отвратительно. Это наиболее распространенный и очаровательный вид попугаев. Окраска их оперения спокойная: сверху мягкого голубовато-серого тона, грудка же и нижняя часть крылышек — розового цвета. Интересно, что их имя стало синонимом слова «дурак». Я никогда не могла понять, в чем здесь дело. Эти птицы отнюдь не глупее остальных попугаев. Мелькнула великолепная восточно-австралийская розелла, грудка которой ярко алого, хвост и крылья — зеленого, брюшко — канареечножелтого, а плечи голубого цвета. Оперение этих попугаев такое же интенсивное, как краски на картинах средневековых художников.

Попугаи поражают своим великолепием, а более скромно окрашенные птицы услаждают слух. Я слышала тихие голоса нескольких разновидностей медососов, которых здесь великое множество; резкий, как удар хлыста, крик австралийской трещотки, который часто имитируется «пересмешниками» (из числа последних наиболее известны шалашники и лирохвосты). Я услышала пенье дрозда, строго говоря, не настоящего, но свист его похож на свист этой птицы; лесных ласточек; маленького, незаметного с белой мордочкой крапивника, бегающего как мышь, и многих других. По пути домой мы наблюдали в бинокль большую группу нежных маленьких травяных попугаев, так стремительно передвигавшихся, что казалось, они прямо на глазах испарялись в траве. Даже специалистам трудно определить, к какому виду принадлежат эти попугаи — зеленые с желтыми пятнами и красными клювами, их почти невозможно поймать и даже рассмотреть. Изящные и стройные, с длинным хвостом, они издают столь сильный запах, что по их следу идут собаки.

Ранней осенью я вновь приехала в Тидбинбиллу, на этот раз понаблюдать за лирохвостами (Munera superba), у которых в это время начинается период спаривания. Мягкий голубой рассвет высвечивал темные горы, покрытые камедными деревьями, только что сбросившими кору и мерцающими, словно колонны из слоновой кости. Воздух был свеж и прохладен, как тонкая корочка льда на пруду. Повсюду пели птицы. Пара валлаби[35] ускакала в тень.

Как и в прошлый приезд, мы отдохнули и попили чай в деревянном домике, а затем отправились осматривать спрятанные микрофоны и сеть проводов, установленных Норманом Робинсоном. В то время он проводил наблюдение за шестью парами лирохвостов, каждая из которых занимала территорию — в зависимости от ее плодородия и насекомых — от двух до пяти акров. В желудке одной из птиц были обнаружены остатки семи различных видов насекомых.

Восточные склоны этих холмов более влажные, чем западные. Там произрастают иные виды эвкалиптов и акаций, да и растительность более густая, что нравится лирохвостам, которые вообще предпочитают тень и влагу. Поэтому на западных склонах территория обитания этих птиц обширнее, что возмещает некоторые неблагоприятные условия их существования.