Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис) - На плоту через океан Страница 11

Позже мне пришлось работать в огромных лесах, растущих по берегам реки Колумбии в штатах Вашингтон и Орегон; работал я и в Калифорнии, где большие деревья никогда не умирают своей смертью.

В 1925 году на Аляске я работал на плоту в качестве стрелового на копре, который использовали при сооружении лососевых ловушек. Целый день я простаивал на слабо связанных бревнах в открытой бухте в высоких просмоленных сапогах. Я выплясывал джигу, чтобы удержаться на покрытых пеной сталкивающихся бревнах. Упасть или поскользнуться — значило получить увечье. Вода была ледяная, так как с берегов стекали ручьи из заваленных снегом лощин. День-деньской я ходил мокрый с головы до пят, вытаскивал бревна из связок, подвязывал их и подтягивал под молот для забивания в морское дно. А когда сваи были забиты, приходили рабочие и натягивали проволочные сети на эти сваи от уровня воды до морского дна, чтобы ни один лосось не мог удрать, если попадет в ловушку.

Да, мне приходилось иметь дело с деревьями и с бревнами...

Грузовая машина один за другим перевезла бальзовые стволы в Кеведо, где их скатили с берега в реку и связали вместе. На этом плоту была построена небольшая бамбуковая каюта с тростниковой крышей, какие еще с древних времен ставят на плотах для защиты от солнца и дождя. На плот свалили пятьсот гроздей бананов, чтобы погрузить стволы в воду и укрыть их от солнца, от которого они могли потрескаться. Трое моих помощников — бальсерос — отправились на этом сооружении вниз по реке, чтобы проделать двухсотмильный путь до Гуаякиля. Они управляли плотом при помощи двух больших весел, установленных на носу и на корме; это не легкая работа, так как водный путь изобилует поворотами, теснинами и мелями. Для прогона плота требовалось четыре — пять дней.

Проводив их, я тотчас же вылетел в Гуаякиль. Мои бревна были доставлены по реке в Гуаякиль, к лесопильному заводу, владелец которого разрешил мне строить плот на принадлежащей ему территории. Наконец я мог приступить к постройке.

Глава V. Прямые узлы

Было уже 2 апреля, прошло почти три месяца с тех пор, как я прибыл в Эквадор.

— Приступим к делу, друзья, — сказал я трем эквадорцам, которых выбрал себе в помощники.

Среди высоченных штабелей бальзовых досок, высушенных в специальных печах, мы прошли на двор завода, где лежали мои семь стволов. По моему указанию мне срубили только мачос — деревья с мужскими соцветиями; считают, что они значительно прочнее, хотя и менее плавучи, чем более легкие амбрес — деревья с женскими соцветиями. Мы приволокли сюда из реки стволы и построили над ними навес из бамбука, чтобы укрыть их от разрушающего действия солнечных лучей. Этот бамбуковый навес должен был также служить защитой для нас на время постройки плота.

— Смотрите, кровь! — крикнул один эквадорец, когда мы подошли к деревьям.

Мы остановились как вкопанные, на всех лицах — испуг: стволы были забрызганы, а в некоторых местах сплошь залиты кровью.

— Los gallinazos [33]... — заметил один из моих помощников.

По соседству с лесопильным заводом, на расстоянии нескольких футов от моих стволов, находились загоны для скота муниципальных боен Гуаякиля. Сотни стервятников кормились отбросами и, наевшись досыта, садились на окрестные крыши или на деревья, которые гнулись и чуть не ломались под их тяжестью.

Накануне вечером у них был пир. Околевший в загоне бык был выброшен им на растерзание; расправившись с тушей, многие из этих хищников провели ночь на деревьях и на навесе над моими бревнами, которые и были закапаны кровью.

— Сеньор Виллис, эта кровь — дурное предзнаменование, — сказал один из моих рабочих, серьезный парень с мрачным лицом.

— Все предзнаменования хороши, — ответил я. — Лучше кровь теперь, чем потом, когда я буду один в море. Приступим к делу, друзья!

Эти слова "когда я буду один в море" непрестанно звучали у меня в голове, и я бормотал про себя: "Пусть мои руки будут как железо, когда я стану обвязывать бревна канатами и затягивать узлы; пусть мои мысли будут быстрыми и точными, так как время не ждет!"

Точно зная, что мне нужно, я не изготовил чертежа или модели своего плота.

Мы приступили к постройке, начав с центрального бревна, к которому справа подкатили другое. Мы не вырубали на бревнах желобков для канатов, так как, в отличие от других пород, бальзовые деревья обладают наибольшей твердостью на поверхности. Мне хотелось сохранить всю крепость бревен, а также предотвратить пропитывание их морской водой; к тому же вырубание желобков потребовало бы времени, да и связывающие канаты не охватили бы бревна в местах, лишенных коры, так равномерно и крепко, как я этого хотел.

Для связывания бревен я применял полуторадюймовый манильский канат. Каждая связка скрепляла только два бревна, образуя восьмерку. Это значило, что каждая связка независима от остальных и, если одна из них разойдется или канат перетрется, другие от этого не пострадают. Скрепляя бревна, я всякий раз применял прямые узлы — самый простой и древний способ связывания. Должен сказать, что я делал связки не на равном расстоянии друг от друга, а сообразуясь с формой бревен. Чтобы бревнам было "удобно" во время путешествия, я связывал их в таком же положении, в каком они лежали на воде, когда их сплавляли вниз по рекам Паланке и Гуайяс, — мне хотелось быть в самых добрых отношениях с моими "Семью сестричками".

Бревна были довольно искривленные, и между ними имелись промежутки шириной до четырнадцати дюймов. Изрядные промежутки, и один из них, прямо по носу, казалось, расщеплял плот пополам, поэтому зрители, все время наблюдавшие за постройкой плота, с сомнением качали головой и шепотом выражали неодобрение; сидя на ограде бойни, они глазели на "одинокого мореплавателя", как меня называли в прессе во всей Южной Америке. Но прямые или искривленные бревна я крепко-накрепко связывал попарно, орудуя рычагами из мангрового дерева, так что бревна начинали стонать и скрипеть и наконец срастались в одно целое. Зная, как прочен применяемый мною канат, я был уверен, что связки не разойдутся во время урагана, даже если все остальное на плоту — кабина, такелаж, палуба и я сам — будет разбито вдребезги и смыто волнами в океан.

У меня было четверо помощников из числа рабочих Генри Коона, на заводе которого я строил плот; их предоставили в мое распоряжение. Два плотника и двое подручных. У них не было большого опыта по связыванию канатов, но они быстро освоили этот процесс. Один из плотников был на редкость способный человек. Это был искусный мастер по обработке мангрового дерева. Когда были связаны главные бревна, мне посчастливилось нанять швейцарца Джона Булмана-Коха в качестве десятника. Он прожил много лет в Эквадоре, свободно говорил по-испански и умел обращаться с рабочими. Ему тоже раньше не приходилось иметь дела с канатами и кораблями, но, будучи по профессии механиком, он удивительно быстро все схватывал. На этого степенного человека можно было положиться, как на горы его родной Швейцарии.