Владимир Познер - Тур де Франс. Путешествие по Франции с Иваном Ургантом Страница 12

Еще до Гуттенберга и Ивана Федорова, когда не было печатных станков, книги писались от руки, и писались они почти исключительно в монастырях. Специально обученные этому делу монахи тщательно выводили слова органическими чернилами, которые сохранились и по сей день так, что фолианты XIII–XIV веков читаются, словно были написаны вчера. И помимо написания монахи эти книги «освещали», то есть они разрисовывали заглавные буквы разными красками, по ходу текста создавали маленькие иллюстрации поразительной красоты. Когда же возник печатный станок, монашеский труд перестал быть необходимым, и постепенно секрет иллюминации был утерян. Был забыт секрет изготовления органических красок, исчезла сама профессия осветителя. Исчезла, но... не совсем. Как всегда, нашлись подвижники, которые сохранили это искусство, есть они сегодня, но, насколько я знаю, только во Франции. Да и тут их всего четыре человека. Ришар Лерей – один из них.

Его мастерская находится в аббатстве Фонтевро, крохотном городке в долине Луары с населением около двух тысяч жителей. Здесь он готовит краски, здесь он расписывает картоны, здесь он учит двух подмастерьев с тем, чтобы «освещение» не погасло. В основном он пишет миниатюры, подробность которых поражает. Но, если вам угодно, вы можете заказать расписную картинку буквы вашего имени или вашей фамилии, и вы получите совершенно уникальное произведение, отливающее золотом, киноварью и множеством других красок, названия которых мне неизвестны.

Почему именно здесь и именно во Франции сохранилось это ремесло, ведь иллюминаторы никогда не считались художниками? Может быть, потому, что рядом расположилось великолепнейшее аббатство, давшее этому место свое имя? Может быть, потому, что над этим местом витают души средневековых монахов-иллюминаторов? Тут можно строить всякого рода догадки и теории, которые, по правде говоря, меня мало интересуют. Важно то, что древнее ремесло не исчезло и что оно, ремесло, ценится наравне с тем, что принято величать искусством.

А теперь я приглашаю вас в городок Биот, что расположился на горной возвышенности километрах в двадцати от Ниццы. Биоту не менее двух с половиной тысяч лет. О нем ходит легенда, что здесь, где-то в пещере, рыцари-крестоносцы спрятали часть своих несметных богатств. Так это или нет, но время от времени сюда приезжают кладоискатели – пока безуспешно. Городок совершенно изумительный: попав в него, у вас сразу же возникает ощущение, что время отбросило вас лет на восемьсот назад, в Средневековье. Улочки узенькие, мощеные кирпичом и булыжником, поразительно красивые входные двери и ворота, каждый дом со своим, совершенно особым лицом. И вот среди этой красоты живут люди.

Позвольте небольшое отступление. Много лет тому назад, еще в глубокое советское время, когда я был ответственным секретарем журнала «Совьет Лайф», который издавался Советским Союзом в обмен на журнал «Америка», я поехал в столицу советской Литвы, Вильнюс, чтобы взять интервью у архитектора, который получил Ленинскую премию за проектирование жилого района Лаздинай. Если мне не изменяет память, фамилия его была Чеканаускас. Если вы бывали в Вильнюсе, то вы должны быть знакомы со старым городом, многие здания которого относятся к XV–XVI векам. В те времена, при всей их внешней красоте, жить в них было сложно: не было современной канализации, квартирки были крохотные, да и ухода за ними не было никакого. А тут как раз решили привести их в порядок, что было крайне трудно: улицы здесь были настолько узки, что не было доступа для современной строительной техники, каждый кирпич надо было вынимать вручную, и за каждый вынутый кирпич надо было заплатить рабочему три рубля, что тогда было неслыханно много. Вот я решил задать архитектору «провокационный» вопрос:

– Зачем вы тратите столько денег и времени на реконструкцию этих старых домов? Почему бы вам не снести их и построить новые, современные?

Чеканаускас посмотрел на меня с нескрываемым удивлением и ответил:

– Эти дома, да и весь старый город, необыкновенно красивы, а человек, который рождается в красоте и живет в красоте – это совсем другой человек, нежели тот, который всю жизнь окружен уродливыми современными безликими домами.

Тут я сразу вспомнил фильм «Заводной апельсин» Стенли Кубрика и молча, про себя, поаплодировал архитектору.

Вернемся в Биот. Если я скажу вам, что Биот славится своими ремеслами, особенно стеклодувами, – вы удивитесь? Ведь красота рождает красоту, и люди, рожденные в красоте, так или иначе потом выражают эту красоту через свои дела. Итак, мы поехали в Биот, чтобы посетить стекольную фабрику – только не подумайте, что речь идет о заводе, где машины десятками тысяч штампуют совершенно одинаковые бутылки и банки. Нет, нет, речь о фабрике, в которой производят красивейшие предметы из биотского стекла, чаще всего цветного, реже прозрачного, но всегда с россыпью воздушных пузырьков внутри. И это, конечно, творения стеклодувов.

«Стекло — одно из самых древних веществ и обладает разнообразными свойствами. Долгое время первенство в открытии стеклоделия признавалось за Египтом. Свидетельством этому являются глазурованные стеклом фаянсовые плитки, которыми облицованы изнутри пирамиды Джессера, XXVII век до н.э. Цилиндрическая печать из прозрачного стекла, которая была найдена в Месопотамии в районе Ашнунака, еще древнее, ей около четырех с половиной тысяч лет. В Берлинском музее хранится бусина зеленоватого цвета диаметром около 9 мм, она считается одним из древнейших образцов стеклоделия. Она была найдена около Фив и по некоторым представлениям ей пять с половиной тысяч лет. Одну из легенд об открытии техники изготовления стекла приводит естествоиспытатель и историк Плиний Старший. Эта мифологическая версия гласит, что однажды финикийские купцы на песчаном берегу, за неимением камней, сложили очаг из перевозимой ими африканской соды — утром на месте кострища они обнаружили стеклянный слиток. Самые ранние рукотворные образцы стекла – это украшения. Некогда только стекло могло соперничать с золотом в цене. Ныне стекло используется и для промышленных задач, и для задач искусства».

Эта фабрика принадлежит прекрасной Анн Лечашински – высокой, стройной, элегантной блондинке с тонкими чертами лица, выразительными руками и не менее выразительными голубыми глазами. Когда-то фабрика пришла в упадок, и два американца решили купить ее задешево, чтобы превратить в картонажную. Прослышав об этом, отец Анн возмутился: «Как?! Вместо прекрасного стекла – картон? Да не бывать этому!»

И сам купил фабрику.