Генри Харт - Морской путь в Индию Страница 12

По мере того как мореходы постепенно продвигались вдоль западного побережья Африки все дальше и дальше на юг, они фиксировали на картах и в судовых журналах данные, добытые в результате применения приборов так в конце концов появились более или менее надежные морские карты этих мест На первых порах записи моряков были и небрежны и случайны — они целиком зависели от прихоти каждого мореплавателя Обозначения делались весьма неточно и, как констатировал в своем письме от 22 октября 1443 года король Аффонсу V[43], земли, лежащие за мысом Бохадор, «изображались на морских картах и на картах мира так, как это было угодно тем, кто их составлял» Принц Генрих покончил с этим он приказал, чтобы все наблюдения его офицеров наносились на их навигационные карты Неукоснительно придерживаясь этого правила, португальцы зало жили основы современной картографии. К несчастью, подлинные карты и приборы, служившие португальцам до XVI века, утрачены они или затеряны вследствие небрежности, или уничтожены огнем, или погибли при великом лиссабонском землетрясении 1755 года. Но плоды этой работы португальских моряков остались

Итак, инфант настойчиво и неустрашимо повел своих людей на поиски, и до того, как движение замерло, они прошли через семь морей.[44] С точки зрения нашего времени, когда люди вооружены всевозможными научными приборами, точными картами, быстроходными судами, которые не зависят ни от ветров, ни от морских течений и на которых моряки снабжены продовольствием и всем необходимым, результаты устремлений и усилий всей жизни принца Генриха могут показаться мизерными. Но когда мы представим себе, как незначительна была грузоподъемность тогдашних кораблей, какова была власть паруса над ними, как примитивно было их оборудование, как скудны были познания мореплавателей, как остро они нуждались в пище, как мало знали о тех морях и странах, куда они попадали, — если мы представим себе все это, тогда достижения португальцев станут в наших глазах почти невероятными

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

ПЕРВЫЕ ПОХОДЫ В ОТКРЫТЫЙ ОКЕАН

Чудесные и новые те страны,

Куда стремили путь армады наши

Впервые португальцы вышли в открытый океан, вероятно, тогда, когда они совершали плавания к Канарским и Азорским островам в первой половине XIV века. Хотя сообщений о каком-либо подобном плавании, относящемся ко второй половине того же века, и не существует, однако молчание хронистов свидетельствует, возможно, лишь о том, что ни одно из сделанных тогда открытий не казалось достойным пера. Лиссабон в это время являлся открытым портом и, по утверждению одного современника, сотни судов, среди которых было много иностранных, постоянно нагружались и разгружались в устье Тежу (Тахо). Король всевозможными способами поддерживал развитие торгового флота, лес для постройки кораблей он предоставлял, например, из королевских лесов бесплатно и снизил пошлину на ввоз других материалов, необходимых для кораблестроения[45]. Вдобавок с товаров, привезенных на португальском корабле, впервые вышедшем в море, взимались пониженные сборы, судовладельцев частично освобождали от воинской повинности, была введена официальная регистрация кораблей, основана кооперативная система морского страхования. Все эти нововведения стимулировали кораблестроение и морскую торговлю под португальским флагом; в результате, когда Генрих принялся за осуществление своих честолюбивых планов, в его распоряжении было и ядро превосходного флота, и подготовленные кормчие, и судовые команды.

В 1412 или в 1415 году принц отправил в путь первые корабли. Они достигли мыса Бохадор (Выпуклый)[46]: такое название он получил потому, что в этом пункте берег Африки сильно выдается на запад Целых двенадцать лет[47] моряки старались обогнуть этот мыс, но экспедиция за экспедицией возвращались назад, сбитые с толку и напуганные непостоянством течений, мелями и противными ветрами, которые там встречали моряков. Вдобавок надо сказать и о тех мнимых ужасах, которые таил океан, — для невежественных, полных суеверий моряков они казались совершенно реальными, — о демонах бури, о сказочных чудовищах, водоворотах, сиренах, наядах и о многих легендарных существах, возникших еще в тумане седой древности[48].

В 1433 году Генрих послал в путь Жила Эанниша[49], дав ему категорический приказ обогнуть мыс. На первый раз Эанниша постигла неудача, но в 1434 году ему удалось преодолеть все стоявшие на пути препятствия. Он доказал, что к югу от мыса простирается открытый океан и что есть возможность плавать там, где его предшественники считали это немыслимым. В 1435 году Эанниш снова отправился в плавание и прошел 150 миль за мыс. Учтя опыт Эанниша, виночерпий Генриха — Балдайя в том же году достиг земли Рио-де-Оро[50], лежащей на 240 миль южнее мыса Бохадор, а в 1436 году продвинулся еще южнее на 50 миль.

По мере того как мореплаватели один за другим возвращались на своих кораблях в Португалию и рассказывали о пережитых приключениях на море и на суше, интерес принца Генриха к тем странам, где они побывали, и к людям, которые там живут, все увеличивался. Он велел капитанам привезти в Португалию несколько туземцев. Подчиняясь приказу инфанта, один из его капитанов, Антан Гонсалвиш, возвратился в 1441 году

с десятью чернокожими, мужчинами и женщинами.. а кроме чернокожих … он привез также немного золотого песку, щит из воловьей шкуры и несколько страусовых яиц, так что в один прекрасный день к столу инфанта подали три блюда из страусовых яиц, столь свежих и вкусных, словно это были яйца обычной домашней птицы. Мы вполне можем предположить, что не было ни одного христианского государя в любой части христианского мира, который имел бы на своем столе подобные блюда[51].

В 1443 году Нунью Триштан проплыл дальше к югу от бухты Аргин и «видел, как от берега отчалили двадцать пять однодеревок и в них люди, все голые, и не столько потому, что это требовалось для плавания в воде, сколько потому, что таков был их древний обычай». Португальцы погнались за несчастными чернокожими и захватили четырнадцать человек; позднее они поймали еще пятнадцать и доставили всех в Португалию.

Между тем в Португалии все больше и все суровее критиковали экспедиции принца Генриха и даже высмеивали их как постыдную и напрасную трату денег. Но когда привезли первые небольшие партии негров, критики изменили тон и стали громогласно заявлять, что «инфант — несомненно, новый Александр Македонский». Появление пленных чернокожих на португальских берегах, может быть, означало для принца первый шаг в деле обращения африканских «язычников», но окружавшие его люди более реалистического склада, глядя на голых дикарей, думали совсем другое. По словам Азурары, «их алчность все возрастала. Видя, что кое у кого в домах снует множество рабов и рабынь, а богатства все прибывают, они стали размышлять над этим и советоваться друг с другом».