Елена Серебровская - От полюса к полюсу Страница 12

американской мукой, имевшейся на «Норде». В конце сентября, когда Черевичный снял с

разгромленной фашистами полярной станции сотрудника Бухтиярова, на Диксоне стало

известно, что «Норд» героически погиб со своим экипажем, за исключением четверых,

взятых фашистами в плен.

Штабная работа требовала больших сил и энергии. И все же, случалось, выдавались

свободные минуты и даже часы. И тогда Михаил Михайлович вспоминал о том, что он

аспирант профессора Зубова, что давно прошли плановые сроки защиты кандидатской

диссертации. Если бы не война, он уже имел бы ученую степень — научных статей

набралось много.

В марте 1943 года он делает в своей «Рабочей тетради» следующую запись:

«К работе «Пути предвиденья» и т. д.»

Скорость «опускания» Новоземельского массива не есть ли нормальная скорость течения

вдоль берегов Новой Земли с севера на юг? Проверить хотя бы примитивными расчетами.

Просмотреть работы» — следует список 49 работ, среди авторов которых Визе, Зубов,

Дзердзеевский, Лесгафт, Юдин, Карелин, Данилов, Назаров (тот самый, с которым он

полемизировал) и многие другие исследователи Арктики.

В тетради — записи, относящиеся к научным интересам исследователя. Например: «В

придонных слоях обнаружены элементы атлантических вод, соленость выше 34,5%,

температуры несколько повышены (фраза подчеркнута Сомовым. — Е. С). Атлантическое

происхождение подтверждается инфузорией Salpingella Secata».

Мысль ученого не дремала, не останавливалась в своем движении и в годы войны. Сомов

записывает себе задание на ближайшее будущее: «Произвести приблизительный подсчет,

сопоставив количество тепла, поступающего в период таяния от речных вод (из последней

работы Антонова и Зотова взять средний слой пресной воды, подсчитать тепло), с

количеством атлантического тепла (из моей работы взять среднее месячное количество

тепла), сделать примерный подсчет поступления тепла от воздуха и сравнить с

количеством тепла от солнечной радиации, поступающего на лед и в воду. Последнее, по-

видимому, должно в очень большой мере преобладать над остальным».

Время шло. Поздней осенью 1942 года Штаб морских операций вернулся в Архангельск

на ледоколе «Ленин». По пути, при выходе из Югорского Шара, соединились с новым

ледоколом «Анастас Микоян». Охраняли их три крошечных деревянных суденышка,

вооруженных противолодочными бомбами, акустическими приборами, минными тралами

и легкими пулеметами. Ледокол «Анастас Микоян» наткнулся на вражескую мину, взрыв

вывел из строя одну из кормовых машин.

Штаб морских операций Западного района Главсев морлути на острове Диксон на зиму

свертывал операции, и Сомов ждал решения своей судьбы. Как и Фролова, его временно

откомандировали в Красноярск, в родной Арктический институт, который эвакуировался

туда из блокированного Ленинграда. Для этого вначале пришлось ехать в Москву, откуда

Сомов должен был добраться до Минусинска: там жила его эвакуированная семья — жена

и маленький сын. Вскоре все они перебрались в Красноярск.

Но наступала новая весна, и это означало возвращение на Диксон для обслуживания

морских операций. Готовиться надо было основательно. Не хватало ледовых карт, и Сомов

вычерчивал их вручную. На Диксон летели через Москву — Архангельск. Семья

добралась на Диксон с попутными самолетами.

Осень 1943 года была в Арктике тревожной. Фашистские подводные лодки преследовали

суда торпедными атаками. Прибывшая на Диксон семья Михаила Михайловича разделяла

все арктические тяготы военной поры. Сынишке было около десяти лет; в школу,

находившуюся в порту, он зимой добирался через пролив. В тяжелую зимнюю пургу

занимался дома с матерью.

Остро пережил Сомов трагедию крупного грузопассажирского судна «Марина Раскова».

12 августа 1944 года оно было торпедировано врагом, конвоиры-тральщики потоплены. Из

354 пассажиров, среди которых было более 100 женщин и детей, небольшая часть

спаслась на шлюпках и кунгасе. Их долго мотало по морю, многие умерли от голода и

жажды. Остальных спасли летчики С. Сокол и М. Козлов.

Сомов вместе с синоптиками Штаба занимался спасением людей с «Марины Расковой».

Разработал возможные схемы дрейфа шлюпок и кунгаса, определил район поисков. В

соответствии с этим ежедневно составлял план полетов каждого самолета. Когда Козлов

на своем гидросамолете нашел кунгас и попросил прислать судно, чтобы забрать

измучившихся людей, Сомов с возгласами: «Нашел, нашел!» — поспешил к Минееву с

радиограммой в руках. Тот запросил военных, но ни одного свободного корабля

поблизости не оказалось.

У Козлова кончалось горючее, а уйти от найденного с таким трудом кунгаса значило

потерять его. Радиограммы шли в Штаб и обратно, и Козлов решился сесть на воду и

забрать людей. Взлететь он, конечно, не смог бы. Бурной радостью встретил Сомов

известие Минеева, что на помощь к Козлову движется тральщик.

При постоянном напряженном труде, тревоге за людей Сомов оставался заботливым

семьянином. В своих записках-воспоминаниях он рассказывает о тяжелом обратном пути

из эвакуации с Диксона до Москвы. Осенью 1944 года Штаб погрузился на ледокольный

пароход «Седов», здесь были и семьи сотрудников. При подходе к Югорскому Шару была

объявлена первая тревога в связи с приближением подводной лодки: «По боевому

расписанию я должен был мгновенно оказаться у котлов в кочегарке и приготовиться к

уничтожению ряда вещей, попадание которых в руки противника должно было быть

полностью исключено. Как и прежде, я скатился по трапам в кочегарку и приготовился

исполнить все, что положено по уставу. Но мысли мои оставались все же наверху, в

маленькой каютке, где безмятежно слало маленькое существо, а рядом с ним, полное

страха за его жизнь, металось материнское сердце, не знающее, как и чем защитить его от

нависшей угрозы».

Чувство долга не сделало его суровым, скорее наоборот. Михаил Михайлович до

последних дней своей жизни оставался человеком, палитра чувств которого была

необычно богата, разнообразна, и сами эти чувства подлинно человечны, щедры, красивы

и глубоки. В записках Сомова часто встречается эпитет «ласковый» применительно к

погоде, небу, озеру или островку. Он видел не только внешнее, он умел одухотворить,