Жюль Верн - Плавающий город Страница 12

— Не буду просить вас объяснить, каким образом он это сделает, — смеясь, ответил я доктору, — но среди этой группы людей я вижу маленького человечка, который вертит носом, как флюгером. На нем длиннополый сюртук и черные коротковатые панталоны. Кто этот господин?

— Это протестантский священник, важная птица из штата Массачусетс. Он едет к жене, бывшей учительнице, весьма серьезно скомпрометированной на недавнем шумном процессе.

— А этот, грузный и мрачный, отрешенно погрузившийся в расчеты?

— Это действительно весьма расчетливый человек, — согласился доктор. — Он все время занимается вычислениями.

— Решает задачи?

— Нет, подсчитывает свои денежки. Это тоже важная птица. Каждый час он может назвать с точностью до сантима[100] сумму своего состояния. Он богат. Целый квартал в Нью-Йорке построен на принадлежащих ему землях. Четверть часа назад у него был один миллион шестьсот двадцать пять тысяч триста шестьдесят семь долларов пятьдесят центов. Однако в настоящий момент у него всего лишь один миллион шестьсот двадцать пять тысяч триста шестьдесят семь долларов двадцать пять центов[101].

— Откуда такая разница в целых двадцать пять центов?

— Да он только что выкурил сигару за тридцать су[102].

У доктора Дина Питферджа всегда наготове реплики — столь же неожиданные, как те, что я уже слышал. Меня это забавляло. Я обратил его внимание еще на одну группу, собравшуюся в другом конце салона.

— А это, — сообщил он мне, — тоже обитатели Соединенных Штатов. Самый крупный из них, похожий на начальника канцелярии, — еще одно важное лицо. Это председатель правления Чикагского банка. У него всегда под мышкой альбом с наиболее интересными видами любимого города. Он им очень гордится, и не без причины. Чикаго стал городом лишь в тысяча восемьсот тридцать третьем году, вырос почти на пустом месте, а уже на сегодняшний день насчитывает четыреста тысяч жителей, а сколько их с учетом предместий! Возле банкира супружеская пара из Калифорнии. Молодая дама хрупка и очаровательна. Муж ее, обязанный всем в жизни только самому себе, — прожженный плут. Когда-то он нашел золотые самородки. Этот человек…

— Тоже важная птица, — подхватил я.

— Без сомнения, — согласился доктор, — ведь его активы исчисляются миллионами.

— А этот гигант, который все время вздергивает и откидывает назад голову?

— Это, — ответил доктор, — знаменитый Кокберн из Рочестера, универсальный статистик, который в состоянии все взвесить, все измерить, все разложить по полочкам и сосчитать. Поговорите с этим безобидным маньяком. Он вам расскажет, сколько хлеба съедает человек за пятьдесят лет жизни и какое количество кубических метров воздуха он пропустит через легкие. Он сообщит, сколько томов ин-кварто[103] понадобится для сборника речей одного адвоката Королевской скамьи и сколько миль в сутки проходит почтальон, разнося любовные письма. Назовет вам и точное число вдов, проходящих за час через Лондонский мост, и какой будет высота пирамиды из сэндвичей, потребляемых за год всеми гражданами страны. Он доведет до вашего сведения…

Заведя себя до отказа, доктор продолжал раскручиваться в том же духе, причем проходившие мимо нас пассажиры подвигали его на неиссякаемое количество новых метких замечаний. Какие разные типы мелькали в толпе пассажиров! Как-никак вряд ли кто-нибудь из гулявших по палубе направился с одного континента на другой, не имея на то серьезной причины. Без сомнения, большинство из них собиралось попытать счастья на американской земле, забывая о том, что лучше всего искать место в жизни в двадцать лет, а в двадцать пять вступать в борьбу уже поздно.

Среди всех этих авантюристов, изобретателей, искателей приключений Дин Питфердж был одним из немногих, не думавших соперничать с кем бы то ни было. Между прочим, изобретателей было особенно много. Вот ученый-химик, конкурент доктора Либиха[104], который заявлял, что в состоянии сконденсировать все питательные вещества говядины в виде пищевой таблетки размером с пятифранковую монету и потому надеявшийся заработать на это деньги при помощи жвачных в аргентинской пампе. Нашелся и изобретатель портативного парового двигателя размером с футляр настенных часов, намеревавшийся найти практическое применение своему открытию в Новой Англии[105]. А еще один, француз с улицы Шапон, вез тридцать тысяч картонок с куклами-младенцами, говорящими «Папа!» с подчеркнуто американским акцентом, и не сомневался, что фортуна ему не изменит.

Кроме этих оригиналов, здесь находились и такие, которые больше всего боялись, что раскроют их секреты! Какой-нибудь кассир, опустошивший доверенную ему кассу, и возле него детектив, притворяясь другом, не выпускает его из виду, с тем чтобы по прибытии «Грейт-Истерна» в Нью-Йорк схватить приятеля за шиворот! Наверняка были в этой толпе и рыцари темных дел, надувающие легковерных акционеров, создавая предприятия, подобные «Океанической компании по разведке газа в Полинезии» или «Обществу по разработке негорючих углей».

Тут мое внимание привлекла молодая пара, отмеченная печатью ранней скуки.

— Это, любезный сударь, перуанцы, — пояснил доктор. — Они женаты целый год, а медовый месяц проводили на всех широтах, уехав из Лимы[106] в день свадьбы. Обожали друг друга в Японии, любили в Австралии, терпели во Франции, ссорились в Англии и, вне всякого сомнения, расстанутся в Америке!

— А кто, — спросил я, — тот человек высокого роста с несколько удлиненным лицом, который только что вошел? Судя по черным усам, он похож на офицера.

— Это мормон[107], — сообщил доктор, — мистер Хэтч, один из старейшин общины, известный проповедник из Города Всех Святых. Какой великолепный тип мужчины! Взгляните, сколько силы во взоре, какое достоинство во всем его облике, как он подтянут, не то что все эти янки! Мистер Хэтч возвращается из поездки по Германии и Англии, где он с успехом проповедовал мормонизм. Тем более что эта секта насчитывает в Европе значительное число приверженцев, поскольку ее деятельность не противоречит законам их стран.

— А я-то думал, — заметил я, — что в Европе полигамия[108] запрещена.

— Безусловно, мой дорогой друг, но только не думайте, что полигамия для мормонов обязательна. У Брайэма Янга целый гарем, потому что так ему удобно. Но его адепты[109] на берегу Соленого озера вовсе не стремятся ему подражать.