Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника Страница 13

— Да. Многим помог женьшень. Надо бы и нам попробовать?

Фельдшер достал деревянную шкатулку и поставил ее на стол. Когда ее открыли, охотник увидел корень женьшень. Он лежал в глине, в которой рос многие годы, пока не достиг среднего размера. Был желтоватого цвета, а самым примечательным в нем было то, что он напоминал человеческую фигуру. От небольшого туловища отходили корешки, похожие на руки и ноги человека, а на короткой шейке сидела «голова».

— Вот это корень жизни, — говорил фельдшер.

Бобров немало знал о женьшене.

— Иногда говорят, — рассказывал он, — корень помогает человеку, даже просто если его носить на теле. Это, конечно, небылица. Однако порошок или кашица из корня действительно часто помогает. Этим корешком я спас не одну жизнь.

Женьшень — китайское название редкого, исчезающего с земли растения из семейства аралиевых. У него есть и другие имена. В Маньчжурии, например, его называли панцуй, а нанайцы именуют его орхода.

Он растет одиноко на умеренно влажных почвах, в тени кедров и некоторых других деревьев. Стебель растения до 50 сантиметров высоты. На стебле в зависимости от возраста до пяти листков, похожих на человеческую руку. Цветы появляются поздней весной и малозаметны. Они светло-зеленые, как и все растение. Плоды, небольшие розовые или светло-красные ягоды, созревают уже перед самыми холодами. Но самым ценным является корень, благодаря которому оно и получило свое название: женьшень, или корень-человек, корень жизни. Женьшень весьма чуток к влияниям среды. Он растет очень медленно. Только в возрасте 10–15 лет им можно пользоваться для лечебных целей. К этому времени вес корня достигает 50–70 граммов, реже попадается корень весом в 100–150 граммов, а корень в 200–250 граммов уже диковинка. Женьшень очень дорог и ценится в зависимости от размеров. Поисками корня занимались главным образом китайцы, корейцы и некоторые сибирские народности. С ним было связано много суеверий и обрядов, а места, где находили корень, сохранялись в тайне.

Врачи и фармацевты восточных народов изготовляли из целебного корня порошки, настойки и мази, которые применяли против физической слабости и полового бессилия. Спрос на женьшень все увеличивался, его цена непрерывно росла, а добывали его так интенсивно, что попадаться он стал все реже и реже.

Только к вечеру Орлов с фельдшером приехали в стойбище эвенков.

Два светильника освещали чум шамана, и в их мерцающем свете Феклистов казался восковой фигурой. Бобров чувствовал себя подавленным.

— Спит, — нарушила тишину Майиул. — Спит целый день, а проснется, только пить просит.

— Понимаю, голубушка. Это его счастье, что ты присматриваешь за ним.

Орлов подтвердил слова фельдшера, чувствуя горячую симпатию к девушке, которая самоотверженно ухаживала за раненым.

Феклистов очнулся и, узнав своего друга, провел языком по запекшимся губам, прошептал:

— Плохо мне, Никитич…

— Да, трудновато. Так… А теперь стисни зубы, я осмотрю тебя и перевяжу раны.

Иван Фомич не был слабохарактерным человеком, но эту процедуру переносил тяжело, скрипел от боли зубами и временами не мог сдержать крика. Майиул гладила его волосы и успокаивала как могла, фельдшер зашил глубокие раны, а небольшие только перевязал. Когда он кончил, Феклистов был близок к обмороку.

— Ничего, герой, скоро поправишься, — успокаивал Бобров больного. О перевозке раненого нечего было и думать. Его состояние вызывало у фельдшера серьезные опасения. Бобров остался около него до следующего дня.

Из корня женьшень он приготовил порошок, который больной должен был принимать два раза в день.

Шаман не мог не воспользоваться случаем и добавил также свое заклинание, а фельдшер поблагодарил его за то, что он побеспокоился о больном в первые, самые тяжелые минуты. Для Майиул у него тоже нашлись слова похвалы.

— Что будет с ним? — с тревогой спрашивали Боброва друзья Феклистова.

— Не могу пока сказать. Я думаю, это решится сегодня ночью. Останьтесь здесь, около него.

Затем молча пожал всем руки и уехал.

Ночь прошла для раненого благополучно. Он победил болезнь. Теперь его выздоровление стало вопросом заботливого лечения и времени.

Такой поворот к лучшему вызвал у его друзей чистосердечную радость. Однако она была омрачена тем, что Иван Фомич не сможет выехать за границу. А до отъезда оставалось всего два дня. Товарищи сидели у его постели и утешали, что не прощаются с ним и спустя месяц-другой он приедет вслед за ними. Бобров и его товарищи о нем позаботятся.

— Приеду, — подтверждал Феклистов. — Ждите меня. Забирайте с собой золото и…

Они протестовали, но Феклистов был непреклонен и уверял, что в земле осталось значительно большее богатство, чем он захватил с собой.

В конце концов они согласились и договорились, что Бобров поможет им превратить золото в деньги, которые обеспечат им первое время существования на чужбине.

Потом распрощались, как прощаются мужчины, коротко и словами, в которых звучала твердая надежда на будущее.

Феклистов остался в чуме один. Майиул пошла проводить друзей. Она вернулась такой радостной, что невольно вызвала его удивление.

— Твои люди меня просили, чтобы я ухаживала за тобой и там, куда тебя перевезут, ведь там нет женских рук, а у меня их сразу две… Наши называют то место Певучей долиной. Там тебе будет весело.

— А, к Орлову. И ты согласна?..

Майиул молча кивнула и покраснела.

«Вот тебе женщина, которая не умеет притворяться», — подумал Феклистов и засмеялся. Однако вслед за этим его лицо болезненно искривилось и он застонал. Майиул погрозила пальцем и напомнила, что сказал фельдшер: полное спокойствие — самое главное!

— Говоришь, спокойствие, — вздохнул больной, — а знаешь, что это значит остаться здесь, в то время как друзья уезжают… Кто знает, увидимся ли мы еще.

— Останешься здесь не один. Ты говоришь, что тайга страшная. А я думаю, что страшны некоторые люди, а не тайга. Она нам дает почти все. Хотя и неохотно, но дает, а кто тебе даст больше? У нас нелегкая жизнь, и бывает, что мы завидуем людям, которые живут в больших деревянных и каменных чумах. Правду шаман говорит, что они словно откормленная птица с подрезанными крыльями — никуда не летают.

— А почему тогда тебя тянет к таким откормленным птицам?

— Ведь не все же они откормленные и не у всех подрезаны крылья. Взять хотя бы Орлова…

Феклистов нахмурился. Вспомнил о своих друзьях, покидающих страну, вспомнил Петербург, сияющий Невский проспект, красавицу Неву…