СЕРГЕЙ ОБРУЧЕВ - НА САМОЛЕТЕ В ВОСТОЧНОЙ АРКТИКЕ Страница 13

Охотск — несколько улиц полных гальки, деревянные дома, небольшие и редко расставленные среди изгородей, радиостанция с лежащими погнутыми фермами старых громадных мачт, разрушенных во время интервенции.

На берегу самолет ожидает толпа народа — а самый спуск украшен красным транспарантом: „Охотско-эвенский комсомол шлет пламенный привет подшефникам воздушного флота экипажу самолета СССР „H1“.

Здесь со вчерашнего вечера знали о нашем предстоящем прилете и успели подготовиться.

В Охотске уже давно ожидают самолеты, наш был первым и единственным в этом году, посетившим Охотск.

В столовой нас угостили какой то необыкновенной колбасой из рыбы, а на ночь уложили на койки, и мы опять еще раз на короткое время окунулись в налаженную повседневную жизнь.

Вылет из Охотска задержался до полудня. Погода сначала мало благоприятная, и до полуострова Лисянского мы видели под тучами и в дымке только ближайшие горы, и даже Мареканский хребет, выходящий близко к морю, едва серел во мгле.

Из Охотска мне очень хотелось совершить полет внутрь страны, до верховьев Индигирки: этот маршрут связал бы побережье с нашими работами 1926–1930 гг. и разрешил бы ряд важнейших географических вопросов: вопрос о мифическом горном узле Суантар-хаята на стыке трех хребтов — Верхоянского, Станового и Колымского, и вообще вопрос о существовании этого последнего хребта, на месте которого я наметил ряд плоскогорий и поперечных хребтов.

Но время не позволяло боковых экскурсий даже для решения важнейших вопросов и надо было спешить на Чукотку. Мы решили, что на обратном пути, когда здесь будет еще тепло, мы сделаем полеты из Нагаева на Колыму и из Охотска на Индигирку.

Половину пути до Нагаева сделали мы на небольшой высоте, но зато были вознаграждены редким зоологическим зрелищем: на одном из мысов п-ва Лисянского мы увидели целое стадо рыжих сивучей, похожих на плюшевые игрушки, которые лежали на плоском огромном камне, и испугавшись самолета стали медленно сползать в воду - Невдалеке, на другом мысе того же полуострова, десяток оленей бежали (как им вероятно казалось) впереди самолета, желая спастись от него — но быстро остались позади. Северные олени в тундре даже с самолета мало заметны—их пестрая или серая шкура очень похожа на мох.

Дальше нам повезло, тучи остались позади, и мы быстро набрали высоту 1 500 м. Вдоль берега тянулся довольно высокий (1000 м) Приморский хребет, — а за ним серела долина Ковы, реки текущей вдоль моря, в продольной долине, представляющей ступень громадного сброса, окаймляющего Охотское море с севера.

Приморский хребет — передовая гряда — упирается в Та-уйскую губу разорванными полуостровами и далее скалистыми островами переходит через нее, чтобы снова возобновиться на востоке хребтами полуострова Кони. А в глубине, в этой впадине — широкая Тауйская губа, и в ней первоклассная гавань, бухта Нагаева.

С высоты, на которой мы летели, далеко на север видны были сияющие горные цепи—это конец громадного хребта Черского, открытого мною и Салищевым в 1926 г., который пересекает всю восточную Якутию и упирается в Охотское море.

Но на этой высоте становится здорово холодно. Ноги мерзнут нестерпимо—и нельзя больше геройствовать в обычных русских сапогах, особенно летчикам, сидящим почти неподвижно и нам с Петровым в передней летнабовской кабине, где двоим не повернуться, но где мне необходимо сидеть для непрерывных наблюдений, фотосъемки и руководства кораблем. Когда холодно, весь мир кажется холодным: и солнце — холодный блестящий шар, и море внизу — наверно почти застывающее, такое стеклянно-неподвижное. При спуске становится теплее, — и весь мир теплеет и оживает, появляются волны на море, загибаются на них гребешки, ветер шевелит кусты.

Тауйскую губу мы пересекаем еще на большой высоте, и идем прямо к бухте Нагаева.

Только поздно ночью кончилась эта скучная процедура. Мы перебрались на ночевку в город и с любопытством побродили по его улицам.

Нагаево[4] действительно город, с несколькими улицами, взбирающимися во все стороны на крутые горы. Ровного места здесь почти нет. Но по этим крутым улицам ползают трактора, тяжело гремят грузовики, вывозя с набережной бесконечные грузы—начиная с экскаваторов и кончая живыми курами для фермы. Два года назад здесь был только один дом — а сейчас в бухте постоянно стоит несколько больших пароходов, и в истинно-американских темпах выбрасываются тысячи и тысячи тонн на берег.

Нагаево теперь — головной пункт автомобильной дороги, которая проводится отсюда на Колыму, в Колымский золотоносный район.[5] Дорога пройдет в очень тяжелых условиях — через высокий хребет Гыдан, по вечной мерзлоте, и много надо сил и средств, чтобы создать ее. Но без нее не может быть разрешен вопрос об освоении и правильном снабжении верхней Колымы — района, имеющего громадное будущее по своим горным богатствам.

Автомобильная дорога уже начата и несколько десятков Километров были готовы во время нашего посещения. А за холмом, В долине речки Могодон, на просторной и свободной площади, построен другой городок Могодон, — современная Столица побережья (Нагаево — только портовый город).

В него из Нагаева ходят автобусы (пока еще грузовики со скамейками), и даже, как говорят, цивилизация зашла так далеко, что в этих автобусах надо остерегаться карманных воров.

7 ЧЕРЕЗ КАМЧАТКУ К БЕРИНГОВУ МОРЮ

И звезды шарахались, трепеща,От взмаха широких крыл.Еще один крутой поворот—И море пошло ко мне,Неся на себе обломки планетИ тени пролетных птиц.Э. Багрицкий.

Следующий день, 20 августа, нам предстояло совершить огромный перелет — пересечь Гижигинскую и Пенжинскую губы, перевалить через Камчатку и выйти к ее северовосточному концу — к бухте Корфа, — всего около тысячи километров.

Крутский с удвоенным вниманием осматривал моторы и так при этом перемазался, что пришлось мыть бензином куртку. Потом — сушить ее на фюзеляже, а потом, как всегда — ее снесло ветром от пропеллера. Так к длинному списку предметов, похищенных воздухом у Крутского, прибавился еще один.

Перелет сегодня начинается благоприятно — безоблачно, синее небо, волна небольшая, даже слишком мало ветра для отрыва с полной нагрузкой. Мы набираем высоту и идем на пересечение торчащего здесь к юго-востоку куска земли—полуостровов Кони и Пьягина. Это высокие скалистые массивы, вытянутые по той же линии, что и Приморский хребет; они слагают передовую гряду хребта Гыдан, частью разрушенную морем. Особенно красив первый из них, скалистый, падающий во все стороны утесами.