Савва Морозов - Крылатый следопыт Заполярья Страница 13

Почти сутки занял полет над морем без каких-либо видимых ориентиров до 82-й параллели и 170° восточной долготы. Определив координаты и убедившись, что здесь, где, по предположениям некоторых географов, можно было ожидать признаков земли, в действительности ее нет и в помине, Иван Иванович и Валентин Иванович поворачивают обратно. Делясь впечатлениями, удивляются друзья совсем другому: чем дальше продвигался Н-275 к северу, тем менее сплоченные льды можно было наблюдать внизу под крылом.

Едва самолет опустился на Лену в Булуне, пробившись сквозь густой туман и найдя место посадки по радиокомпасу, как Черевичному вручили радиограмму из Ленинграда от Арктического института:

«Просим описать все подробности, ваши наблюдения в высоких широтах, расположение полыней, озер на поверхности льда, конфигурацию льдин, форму торосов».

— Записывай, Валя, — сказал Черевичный, радостно обнимая Аккуратова. — Ты у нас силен по части словесности. Со временем, глядишь, и научный труд сочинишь…

Валентин Иванович, польщенный похвалой командира, тоже был счастлив. За научные труды он по скромности еще не брался. Но популярную книжечку со временем написал. В ней был обобщен опыт ледовой разведки на Н-275 за время двух навигаций — 1939 и 1940 годов. Приводим здесь некоторые выдержки из брошюры:

«Совершенно исключительные выводы позволяет сделать разведывательный полет 12—13 июля 1940 года. Разведка носила стратегический характер. Мы выясняли запасы льда в океане к северу от острова Беннета, определяли границы пакового многолетнего льда. По мере приближения к 82 00° лед в пределах видимости все более и более редел, причем края льдин приобретали округлую форму. Господствовали малые поля, крупнобитый лед и широкие разводья с мелкобитым льдом…

Первый вывод: необходимо начинать разведку в более ранние сроки, чем это практиковалось до настоящего времени. Второй вывод: необходимо охватить разведкой высокие широты».

Валентин Иванович описывает особенности и навигации 1940 года. Когда в прибрежных арктических морях на «традиционной» судоходной трассе, которой привыкли пользоваться капитаны, сложилась трудная ледовая обстановка, экипаж Черничного на Н-275 обследовал с воздуха большие пространства Карского моря и севернее мыса Желания обнаружил широкую полосу чистой воды. Ею воспользовался штаб морских операций: караван во главе с ледоколом, шедший из Мурманска, обогнул Новую Землю, минуя забитые льдом проливы у южной оконечности архипелага.

Интересны подробности и чисто оперативной разведки: летчики оказывали помощь караванам, попавшим в сложную ледовую и навигационную обстановку. В. И. Аккуратов пишет:

«В плохую погоду, по нескольку дней не видя светила, капитаны зачастую не могут определиться. Летчикам это сделать гораздо легче: они пробиваются вверх над облаками и таким образом получают возможность определить координаты в любой точке, где в данное время находится морской караван».

Этому посвятил не одну страницу своих, увы, не завершенных мемуаров и Черевичный. Он читал мне черновики, советовался, кое-что переправлял, переписывал заново, дополняя текст живым изустным рассказом.

«В сороковом году летом дело было, в Тикси. Собрался наш дружный экипаж на званый обед к Михаиле Михайлычу Трусову, начальнику порта. Помнишь его, богатырь-мужик был и хозяин хлебосольный. Только сели мы за стол, последним входит Валентин. Малость не в себе. Гляди, командир, говорит, какая напасть там у Марка Иваныча. И читает вслух телеграмму от Шевелева — он в том году руководил морскими операциями, был вместе со штабом на флагманском ледоколе.

Сейчас дословно уж не помню текст, но смысл таков: «В районе каравана несколько дней непроглядный туман, подвижки льда. Суда, дрейфуя, наваливаются друг на друга…» Просит, значит, нас Шевелев: «Коли сможете взлететь, следуйте к нам, уточните наши координаты».

Что же, решили мы со штурманом, хоть и низкая облачность в Тикси, но стартуем, пойдем на радиопривод флагмана. Лететь так лететь. Прошли по расчету времени дельту Лены, снизились до бреющего. Под самым днищем лодки нет-нет да и проглянет в разрывах тумана поверхность моря.

А на борту у нас полный порядок. Виктор Чечин, поручив вахту у моторов своему помощнику Вале Терентьеву, хлопочет у плиты, кофеи заваривает. Гриша Кляпчин, саженного роста детина, по прозвищу Малыш, он у меня вторым ходил, жирного гольца с булкой уплетает. Макаров Александр Андреич, эфирный наш снайпер, запрашивает ледокольного радиста насчет высоты корабельных мачт. Короче, идем уверенно: скоро, думаем, будет кромка льда. Вот и она, голубушка. Пробивая облачность, набираю высоту, чтобы тридцатиметровые мачты ненароком не задеть. Нет, не задели. Флагмана и остальные корабли видим ясно. Вылезли за облака. Взяли пеленги береговых радиостанций. И Шевелеву на ледокол тотчас отстукал наш радист: «Координаты ваши такие-то»».

Об этом эпизоде И. И. Черевичный рассказывал спустя много лет как об одном из самых радостных событий в своей летной жизни. И подчеркивал: к этой поре авиация в Арктике завоевала признание не только среди моряков, но и среди ученых-гидрологов и синоптиков службы прогнозов. Масштабы ледовой разведки все расширялись.

Однако теперь этого было уже недостаточно. Мало наблюдать сверху, с воздуха, за движением дрейфующих ледяных массивов летом и весной — в преднавигационный период. Пора заглянуть и в глубь океана, начать исследования внутренних процессов жизни Арктического бассейна. Для этого самолету надо опуститься на океанские льды.

И здесь пионерами, новаторами выступили оба Ивановича — Черевичный с Аккуратовым. Вместе с научными сотрудниками Арктического института[1] они начали готовить воздушную экспедицию к Полюсу относительной недоступности — в район Ледовитого океана, наиболее удаленный от суши.

«НЕДОСТУПНО? СМОТРЯ ДЛЯ КОГО…»

Любил Иван Иванович пофилософствовать в часы досуга. Усядется, бывало, вечерком в кресло, вытянет ноги, полистает томик любимого своего Омара Хайяма. И вдруг скажет:

— Как хотите, друзья летописцы, а несправедлива все-таки ваша братия к воздушным кораблям. Да, да, именно к воздушным. Ведь морские-то в истории увековечены: «Фрам» нансеновский или, скажем, «Кон-Тики» Тура Хейердала. Оба в Норвегии на пьедесталах установлены, чуть ли не под стеклянными колпаками. Охраняются как национальные реликвии. Да и наши северяне в Мурманске, слышал я, небольшой памятничек соорудили «Ермаку». Ты-то видал, небось?..