Жюль Верн - Ледяной Сфинкс Страница 14

Свою первую вылазку в море Август Барнард и Артур Пим предприняли на утлом шлюпе под названием «Ариэль», принадлежавшем семейству Артура. Как-то вечером друзья, будучи порядком навеселе, невзирая на холодную октябрьскую погоду, тайком проникли на шлюп, подняли паруса и устремились в открытое море, увлекаемые бодрым юго-западным ветром.

Скоро начался шторм. «Ариэль» потерял из виду землю. Отчаянные юнцы были пьяны. Они забыли про штурвал и не подумали взять рифы. Порывы ветра оборвали паруса. Через некоторое время «Ариэль» столкнулся с большим судном, подмявшим его как пушинку.

Далее Артур Пим подробно рассказывает об обстоятельствах их спасения. Благодаря старшему помощнику с судна «Пингвин» из Нью-Лондона, погубившего их посудину, друзей выловили полумертвыми из воды и доставили на Нантакет.

Я вовсе не утверждаю, что уже этому эпизоду не присуще правдоподобие, более того, готов признать, что он правдив. Он умело готовит читателя к последующим главам. Все в книге, вплоть до того дня, когда Артур Пим пересекает Полярный круг, вполне достоверно. Читателю предлагается череда событий, которые он с легкостью принимает на веру. Но начиная с Полярного круга и южных паковых льдов все меняется, и я не я, если автор не пошел далее на поводу у своего неистощимого воображения… Но продолжим.

Первое приключение не охладило рвения юнцов. Артур Пим все с большим пылом внимал морским рассказам, которыми его потчевал Август Барнард, хоть и подозревал, что они «полны преувеличений «.

Спустя восемь месяцев после истории с «Ариэлем», в июне 1827 года, компания «Ллойд и Реденберг» отправляла в южные моря на промысел китов бриг «Дельфин». Это была старая калоша, на скорую руку отремонтированная, зато командовал ею Барнард, отец Августа. Сын капитана предложил Артуру Пиму присоединиться к ним, и того не пришлось упрашивать дважды; однако семья Артура, особенно матушка, ни за что не соглашалась отпустить его в море. Однако это не могло остановить порывистого юношу. Настойчивые призывы Августа не давали ему покоя. Он решил тайно проникнуть на «Дельфин», поскольку старший Барнард не позволил бы ему нарушить запрет, наложенный семьей. Сказав матери, что собирается провести несколько дней у приятеля в Нью-Бедфорде, он расстался с семьей и отправился в путь. За двое суток до отплытия брига он проник на борт и спрятался в укромном местечке, приготовленном для него августом втайне от отца и всего экипажа.

Каюта Августа Барнарда соединялась люком с трюмом «Дельфина», заваленным бочками, тюками и всевозможным грузом. через этот люк Артур Пим и пробрался в свой тайник — простой ящик со сдвигающейся вбок стенкой. В ящике для него были приготовлены матрас, одеяла, кувшин с водой, а также галеты, колбаса, кусок жареной баранины, несколько бутылок спиртного и даже письменный прибор. Артур Пим, захвативший с собой лампу, свечи и фосфорные спички, провел в ящике три дня и три ночи. Август Барнард мог навестить его лишь после того, как «Дельфин» снимется с якоря.

Бриг устремился в море, и уже через час Артур Пим ощутил сильную качку. Не выдержав тесноты ящика, он выбрался на волю и, двигаясь в тменоте вдоль натянутой из конца в конец трюма веревки, добрался, спотыкаясь о разный хлам, до люка, ведущего в кабину друга. Затем он проделал обратный путь, залез в свой ящик и уснул.

Прошло немало дней, а Август Барнард все не появлялся. Он то ли не мог, то ли не смел спускаться в трюм, опасаясь выдать Артура Пима, и, наверное, мечтал о том моменте, когда можно будет во всем сознаться папаше.

Артур Пим страдал тем временем от духоты и зловония. Его мучили кошмары. Приступы бреда следовали один за другим. Напрасно искал он в хаосе трюма местечко, где бы легче дышалось. Как-то раз в очередном кошмаре ему привиделся лев, готовый растерзать его своими страшными когтями, и он, не в силах сдержать ужас, огласил трюм отчаянными криками, совершенно забыв об осторожности. То был, однако, не сон, только Артур Пим ощутил у себя на груди не львиные лапы, а лапы его ньюфаундленда Тигра, молодого пса, тоже тайком проведенного на борт Августом Барнардом, — обстоятельство, вызывающее, надо сказать, большие сомнения. Верный пес, наконец-то нашедший хозяина, в величайшей радости лизал ему руки и лицо.

Итак, у пленника появился друг. К несчастью, пока Артур валялся в беспамятстве, друг вылакал из кувшина всю воду, и Артур не смог утолить жажду. Лампа погасла, ибо беспамятство длилось не один день, и у пленника не было больше ни свечей, ни спичек. Оставалось одно — призвать на помощь Августа Барнарда. Выбравшись из ящика, Артур стал все так же ощупью пробираться вдоль веревки к люку, едва не валясь с ног от удушья и истощения. Неожиданно один из многочисленных ящиков, сорвавшись с места от качки, преградил ему путь. Артуру стоило нечеловеческих трудов преодолеть все препятствия, однако усилия оказались тщетными, ибо, добравшись до люка, расположенного под каютой Августа Барнарда, он все равно не сумел его приподнять. Ухитрившись просунуть в щель нож, он понял, что люк придавлен чем-то железным, притом очень тяжелым, словно специально для того, чтобы обречь его на гибель. Ему ничего не оставалось, кроме как отказаться от намерения выбраться из трюма. Он вернулся к своему ящику и свалился в него бездыханным, к вящей радости Тигра, который принялся утешать его свой лад.

Собака и хозяин умирали от жажды. Вдруг, поглаживая Тигра, Артур наткнулся на бечевку, которой оказалось обмотано туловище пса. Под его левой лапой бечевка удерживала клочок бумаги.

Артур Пим умирал от слабости, последние проблески его рассудка уже готовы были померкнуть… Однако после безуспешных попыток высечь огонек он сообразил натереть бумагу фосфором, и только тогда — тут не опишешь всех мельчайших деталей его мучений, которые живописует Эдгар По, — его глазам предстали страшные слова, завершавшие жуткое послание, тускло засветившееся на какую-то долю секунды: «…кровью… Хочешь жить, не выходи из убежища».

Представьте себе положение, в котором оказался Артур Пим, запертый в трюме, стиснутый стенками ящика, без света, без воды, с одними горячительными напитками, неспособными утолить жажду!.. А тут еще призыв продолжать таиться, которому предшествовало слово «кровь» — страшное слово, пропитанное тайной, страданием, ужасом!.. Неужели на борту «Дельфина» разгорелось сражение? Может быть, на бриг напали пираты? Или взбунтовался экипаж? И как долго это длится?

Можно было бы предположить, что, пощекотав читателю нервы такой беспредельно кошмарной ситуацией, поэт исчерпал возможности своего воображения. Но куда там! Его кипучий гений и не думал довольствоваться достигнутым!