Владимир Арсеньев - Жизнь и приключение в тайге Страница 14

«Краткий отчет» вышел в свет, как уже сказано, в 1912 г., немедленно же, по окончании его В. К. Арсеньев принялся за новый большой труд, выполнявшийся им также в значительной степени по заданиям военного ведомства. Это историко-этногра-фический очерк «Китайцы в Уссурийском крае». В 1913 г. этот труд уже был закончен и в 1914 г. вышел в свет. Не будем останавливаться на совершенно очевидных в настоящее время ошибках автора, во многом обусловленных его официальным положением, не будем касаться и тех сторон книги, которые сохраняют и сейчас свое научное значение, — эти вопросы находятся вне задач настоящего очерка. Нам важно лишь подчеркнуть, что этот труд также является «отчетным», так как почти целиком основан на собственных наблюдениях. Эта сторона книги была тогда же отмечена в научной печати. «Характерной особенностью материалов и заметок В. К. Арсеньева, — писал рецензент «Этнографического обозрения» В. В. Богданов, — надо признать их проникновение во многие такие детали быта и с таким наглядным их воспроизведением, которые доступны только очень внимательному и вдумчивому исследованию» [49]. В библиографическом списке работ В. К. Арсеньева, составленном Н. Е. Кабановым, эта книга сопровождена следующей аннотацией: «Очерк мало известен и, несмотря на то что опубликован в 1914 г., он и до сих пор не потерял полностью своего значения. Книга эта представляет крупный вклад в науку. Арсеньев с большой тщательностью собирал для нее все сведения, а некоторые материалы, например сверки китайских законов, даже с риском для жизни». Добавим, что первая глава этой книги, озаглавленная «Очерк физико-географический», представляет собой резюме соответственных глав «Краткого очерка». Поскольку последний был недоступен широкому читателю, эта глава явилась первой печатной сводкой сведений о флоре и фауне Приморья.

Одновременно в 1913 г. В. К. Арсеньев опубликовал небольшой, но чрезвычайно ценный историко-археологический этюд «Материалы по изучению древнейшей истории Уссурийского края», основанный также на собственных материалах, — главным образом на материалах экспедиции 1912 г. [50].

Таким образом, всякие россказни о медлительности Арсеньева с представлением отчетов, намекающие на некоторую научно-литературную неорганизованность его, следует считать пустым и злобным вымыслом; к сожалению, такого рода утверждения косвенно отразились и на существующей биографической литературе об Арсеньеве. Печатаемые в настоящем издании ранние произведения В. К. Арсеньева и его письма к разным лицам окончательно снимают эту легенду.

Естественно, что работа над двумя такими книгами, как «Краткий очерк» и. «Китайцы в Уссурийском крае» потребовала огромного количества времени, но тем не менее уже очень рано В. К. Арсеньев начал работать и над своими основными сочинениями, то есть над подробным описанием своих путешествий. Как выясняется из его писем к Л. Я. Штернбергу, первый приступ к этой работе был в 1910 г. Уже в это время он начал обдумывать план будущей книги. Можно думать, что первоначально он хотел объединить в одном труде все свои маршруты, в том числе и маршрут экспедиции 1908–1910 гг., подобно тому как это было сделано им в «Кратком очерке»; письма, печатавшиеся в «Приамурье», должны были играть в ряде случаев роль первых эскизов. Необходимость, продиктованная служебными обязанностями дать книгу о китайцах в Уссурийском крае, заставила его отложить работу над задуманным трудом, но она, по прежнему, стоит в центре всех его планов и замыслов. В конце 1912 г. он писал Л. Я. Штернбергу, что отменил все планы экспедиций и до тех пор никуда не поедет, пока не отчитается в прежних поездках. Тогда же он приступил и к работе над этой книгой, и, как мы уже говорили, с этого времени начинают появляться отдельные главы ее в газете.

В июле 1913 г. он пишет Б. М. Житкову: «Только что закончил и сдал рукопись в набор «Китайцы в Уссурийском крае» — очерк историко-этнографический. Теперь за мной: «Путевой дневник» и «Орочи-удэхэ». Эти две работы я закончу к 1914 г. Эти две работы служат мне стимулом. Я тогда только пойду вновь странствовать, когда отчитаюсь об орочах» [51]. Вторая половина 1913 г., весь 1914 г. и начало 1915 г. уходят целиком на книгу, от работы над которой его отвлекают лишь различные служебные поручения и поездки. Эти разнообразные и сложные поручения помешали ему кончить книгу к тому сроку, который он первоначально себе поставил, то есть в 1914 г., но опоздание оказалось все же не очень значительным. Его письма к разным лицам позволяют очень точно установить различные стадии работы над этим трудом; совершенно точно устанавливается дата окончания книги — 3 июля 1915 г. Эту дату он называет в письме к В. Л. Комарову [52].

Но в июле 1915 г. книга была еще только закончена в основном, необходимо было проверить и уточнить некоторые научные данные, особенно ботаническую часть, без чего он не считал возможным направить книгу в печать. Эта «правка» велась им с помощью научных друзей. В письмах 1915 и 1916 гг. он неоднократно упоминает о ведущейся им «корректуре» рукописи.

В конце 1916 г. эта «корректура» была уже вполне закончена; в письмах к друзьям и знакомым он неоднократно упоминает о размерах своего труда, каждый раз приводя более точную цифру числа страниц. В одном из писем ко мне он называл еще суммарно число: «около 1000 страниц», несколько позже в письме к Л. Я. Штернбергу — 800 страниц и, наконец, в письме к С. М. Широкогорову, относящемуся к последним дням 1916 г., уже, видимо, совершенно точно, называет: 838 страниц. Из этих же писем выясняется, что в 1916 г. им были закончены обе книги: и «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». В одном из писем 1916 г. он сообщает о невозможности «из-за отсутствия бумаги» приступить к печатанию книг. Таким образом, нужно отмести все различные сроки окончания этих работ, встречающихся в разных статьях и очерках об Арсеньеве, и считать годом окончательного завершения их 1916 г.

Все эти факты совершенно точно и ясно свидетельствуют о настойчивой, собранной воле В. К. Арсеньева; о его совершенно четких и вполне продуманных литературно-научных замыслах; о его исключительной трудоспособности; о безукоризненном умении организовывать свой труд и свое время. Одновременно рушатся и легенды о каких-то колебаниях Арсеньева, о длительных поисках литературной формы и о чьих-то «добрых советах», разрешивших все его сомнения и колебания. Печатающиеся в настоящем издании очерки «Из путевого дневника» особенно показательны в этом отношении; они написаны в той же литературной манере, что и поздние его книги, и, таким образом, свидетельствуют, насколько органична была для Арсеньева избранная им форма и что эта форма была им найдена сразу, без предварительных колебаний и каких-то указаний или советов извне. Разница между этими очерками и позднейшими, составившими две его книги о путешествиях по Уссурийскому краю, не качественная, а, так сказать, количественная, то есть, не в методе изложения, а лишь в степени зрелости и совершенства мастерства. Крепнул художественный талант, увереннее стала рука, все более и более обогащалась его литературная палитра, но метод подачи материала, форма его оставалась неизменной. В существующей биографической литературе господствует почти нераздельно убеждение, что как писатель В. К. Арсеньев проявил себя лишь в книге «В дебрях Уссурийского края», первые же его работы (в том числе и книга «По Уссурийскому краю») имели только научное значение, но не литературное. Н. Е. Кабанов утверждает, что «только со времени получения письма от А. М. Горького он (В. К. Арсеньев) начал заниматься более углубленной отделкой своих книг: «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» [53]. Это утверждение стоит в противоречии с известными хронологическими фактами. Ведь переработка В. К. Арсеньевым двух книг о путешествиях с Дерсу и объединение их в одну была закончена им еще до получения письма от А. М. Горького. Новое, переработанное издание под заглавием «В дебрях Уссурийского края» вышло в 1926 г., письмо же Алексея Максимовича было написано в 1928 г. и явилось результатом его знакомства именно с этим изданием, которое послал ему в Сорренто писатель М. М. Пришвин. Об этом подробно рассказывает сам Н. Е. Кабанов, опровергая тем самым свое утверждение о роли письма Горького в истории создания ставшей знаменитой книги Арсеньева [54].