Юрий Усыченко - Белые паруса. По путям кораблей Страница 14

Михаил лежал на палубе у кокпита, не думая ни о чем, наслаждаясь покоем, вслушиваясь в неповторимый журчащий звук, который так хорошо знаком морякам парусного флота — голос бегущей за бортом воды. На моторных судах его заглушает гул механизмов, а на парусниках он слышен отчетливо, напоминает беседу лесного ручья. Журчит и журчит море, изредка плеснет волна и гулко шлепнется о корпус судна. А потом опять покой: разговор убегающих волн, легкое поскрипывание снастей в блоках, барабанная дробь шкаторины заполоскавшегося паруса.

Когда стемнело, Нина развела примус, приготовила ужин: традиционные макароны, смешанные с мелко нарезанными кусочками колбасы, чай, хлеб. Поужинав, капитан сразу завалился спать, чтобы отдохнуть перед «собачьей» — послеполуночной вахтой. Нина села за руль. Михаил вымыл посуду и кастрюли, убрал их.

Взошла луна.

Она появилась из тонкой прозрачной тучки. Потом тучка исчезла и лимонно-желтый диск засиял во всю мочь. Луна потушила ближние звезды, протянула к «Тайфуну» широкую дорожку. Яхта шла и шла вперед и все-таки не могла выйти из лунного следа, который казался бесконечным.

— Дай мне руль, — попросил Михаил.

— Садись, — ответила Нина. — Курс зюйд-зюйд-ост. Компас на «Тайфуне» был старый, картушка его делилась на румбы, а не на градусы.

— Есть, зюйд-зюйд-ост, — как полагается при сдаче вахты ответил Михаил. Случайно чуть прикоснувшись к теплой руке Нины, взялся за влажный от росы румпель.

— Держи на ту звезду, — показала девушка. — Вон, видишь? Где кончается ковш Большой Медведицы.

— Хорошо.

Она прикорнула в уголке, засунув руки в рукава, подняв воротник старенького бушлата, переданного Костей «по вахте». Сидела молча, наверно, дремала.

Румпель мягко давил на ладонь Михаила, то и дело вздрагивал и казалось, что «Тайфун» — живое, осмысленное существо, которое само выбирает путь в звездной ночи. Иногда шалая волна ударяла о борт, и тогда звезда, на которую держал Михаил, начинала медленно отклоняться в сторону. Достаточно было легкого нажатия на румпель, чтобы «Тайфун», как бы понимая, что от него требуют, возвращался на прежний курс.

— Прошли мыс Аджияск, — вдруг сказала Нина, и Михаил понял, что она не спала, время от времени проверяла, как идет судно. — Скоро откроется зеленый огонь — Тендра.

Михаил посмотрел в сторону берега. Далекие желтые огни казались дальше звезд, — наверно потому, что были тусклее. Многие из них то двигались, то застывали на месте, горели спокойно, или вдруг начинали мигать. На первый взгляд не было никакой возможности разобраться в них, объяснить их значение, гораздо приятнее было смотреть туда, где над темным морским пространством вздымался небесный шатер.

— Почему ты думаешь, что прошли Аджияск? — чуть недоверчиво спросил Михаил.

— Красную мигалку за кормой слева видел?

Михаил промолчал. Не хотел признаться, что он с трудом разбирается в огнях береговых маяков и «мигалок» — стоматических светосигнальных устройств.

Не дождавшись ответа, Нина продолжала:

— Мыс заслонил, потому она и спряталась. Теперь мы должны увидеть огонь Тендры.

Михаил сказал с уважением и легкой завистью:

— Здорово ты район знаешь.

— Костя заставил, он на море строгий.

— А на берегу? — так просто, чтобы продолжить беседу, спросил Михаил.

Лица девушки не видел, но почувствовал, что она улыбнулась. Тон голоса был уверенный, Нина сознавала свою власть.

— Смотря с кем. — Помолчала. — Его племянник в четвертом классе учится. Жаловался мне, что Костя строже всех уроки спрашивает… Большая у них семья, — добавила другим тоном, почти позабыв о Михаиле, разговаривая сама с собой, отдаваясь своим мыслям. — А квартира — две комнаты. Там и мать, и брат с семьей, и Костя.

— Да, плохо, когда тесно, — согласился Михаил.

— Приклонский обещает в новом доме… Все ждем… Тогда…

Она остановилась.

— Что — тогда?

— Так, — неопределенно ответила Нина.

Он обиделся.

— Не хочешь, не говори.

— Нет, почему же… Тогда поженимся… Костя прямо не дождется.

— А ты? — с каким-то тревожно-ожидающим чувством проговорил Михаил.

— И я, — негромко ответила девушка, и Михаил понял, что она ожидает счастливого дня, может, еще более нетерпеливо, чем Костя.

Снова помолчали. Журчание воды за бортом послышалось сильнее.

— Вон, — сказала Нина. — Зеленый огонь. Держи прямо на него, это оконечность острова. Который час?

— Без десяти два.

— Надо запомнить, что огонь Тендры открылся в час пятьдесят минут.

— Зачем?

— Такой порядок. Вдруг Костя спросит, капитану все надо знать.

Ветер «ушел» — немного переменил направление. Заполоскал передний парус.

— Пусти меня на руль, а сам выбери стаксель, слышишь, полощет, — сказала Нина.

— Сейчас.

— Почему ребята такие сильные, — с шутливой завистью, в которой проскальзывали серьезные нотки, пожаловалась Нина. — Вот я — чуть ветер засвежел и не могу с парусом управиться.

— Нашла печаль, — из каюты неожиданно высунулась голова в нахлобученной до бровей «капитанке». — Пустяки.

— У тебя силы много, потому и говоришь — пустяки, — не согласилась Нина. — Вахта прошла без происшествий. Ветер зюйд до двух баллов. Десять минут назад открылся огонь Тендры.

— Ясно, — кивнул Костя. — Отправляйтесь спать. Давай мне руль.

Михаил молча спустился в каюту. Лег на койку левого борта — матросскую. Нина заняла ту, на которой только что спал Костя. Девушка немного повозилась и затихла. Михаил забылся не сразу. Было приятно думать, что Нина здесь, почти рядом, в темной каюте. У самого уха отделенная тонкой и хрупкой доской пела и плескалась вода. О километровой глубине под яхтой, о море, которое может стать свирепым, не думалось. Было уютно, хорошо.

Михаил заснул крепким послевахтенным сном без сновидений.

Когда проснулся, в каюту сквозь продолговатый люк заглядывали солнечные лучи. Нины на ее койке не было. Она и Костя успели умыться и, веселые, приветствовали спутника, когда он появился наверху.

Утро было румяное, молодое. Солнце только поднялось из степи и на него еще можно было смотреть.

— Заправляйся скорее, подходим, — сказал Костя, кивнув на заботливо приготовленный Ниной завтрак.

Линия береговых скал выгибалась, образуя небольшую бухточку. Древние строители города и порта выбрали место удачно. Два мыса надежно укрывали гавань от жестоких зимних ветров с севера и северо-запада. Берег в бухте не обрывался над морем, а сходил к воде постепенно, почти незаметно, оканчивался серым галечным пляжем. Было тихо, пустынно, чуть грустно. Невольно думалось о кораблях, которые бросали якорь на берегу Понта Евксинского, проделав дальний путь через Геллеспонт — из Тирренского моря, из Тира, Силона, из самых Афин, из могучего Карфагена, а то и из более далеких полусказочных городов. Может, к этому берегу приставал бессмертный корабль с Одиссеем и его товарищами — искателями золотого руна и приключений, драгоценнейших, чем золото? Может, именно они, аргонавты, основали в маленькой бухточке полис — город-государство? Разноязычный говор звучал с прибывающих кораблей, улицы заполняли разноплеменные люди в причудливых одеждах. От раннего утра до поздней ночи город клокотал накалом страстей, азартом торговли, чередой проходили сквозь него неведомые путники. А ночью, когда над степью поднималась большая и красная луна, таинственные существа, полулюди-полузвери, обросшие шерстью и пожирающие собственных детей, — такими видели их жители полиса — подкрадывались к крепостным стенам, пристально разглядывали их, бормотали таинственные слова на непонятном языке. Перед рассветом они исчезали — внезапно, как появлялись. Взошедшее солнце озаряло степь, пустынную и загадочную. Просторы ее уходили в неведомую даль, в описанные Геродотом земли скифов и киммерийцев и еще дальше — туда, где кончается все. Века и тысячелетия пронеслись незримыми птицами. На месте города осталась бурая земля, скалы, над которыми жутковато посвистывает ветер. О, древняя земля Черноморья, выжженная солнцем, кладезь легенд, ревниво скрывающих прошлое! Развеяны в прах города, ушли в небытие рабы и олигархи, корабельщики и торговцы, — никто не помнит о них. Только море осталось прежним: неизменное и всегда меняющееся, зыбкое и надежное. Волны набегают на берег, играя галькой, — как тысячу лет назад, как всегда.