Ю. Головнина - На Памирах. Записки русской путешественницы. Страница 14

29 июня. Вчера муж в первый раз поехал на горы работать со своим фототеодолитом [13]. С этим инструментом у него в Оше случилась большая неприятность: сломался уровень (ватерпас), что грозило сделать работу с ним чрезвычайно неудобною, впоследствии, однако, удалось уладить это затруднение. Вчера же муж убил пару кекликов (каменная куропатка), которых мы съели за обедом; мясо их оказалось чрезвычайно жестким, вероятно потому, что зажарили их вскоре после того, как они были убиты. Сарты очень любят кекликов и часто держать их в клетках, как бойцовых птиц.

Поручик М — в нагнал нас в Гульче со своею охотничьего командою; отсюда он будет сопровождать нас все время нашего пути; его солдаты — молодец к молодцу, и с такою охраною нам, конечно, бояться нечего. Эти охотничьи команды формируются из самого молодцеватого и бравого элемента; их посылают нередко в горы для охоты, при этом вся команда, за исключением офицера, — пешая. В случаях военных действий эта горсть храбрых и испытанных людей неоцененна. Охотники они выдающиеся, а ходоки такие, о каких трудно составить себе понятие, не видав их на деле. Они выступали всегда почти одновременно с нами и даже впоследствии, когда мы делали переходы в 35–40 верст, приходили лишь часом полутора позже нас, причем немедленно принимались за варку кушанья и всякую хозяйственную возню. Кому из них уже решительно нечего было делать, развлекал себя гармоникою или откалывал такое замысловатое па, от которого земля гудела кругом. В гору, и часто крутую, идут они тем же легким, упругим шагом, как и по ровному месту; трудности пути и усталости для них точно не существует.

Мы все более приобретаем вид путешественниц по диким странам: наши новенькие черкески поистрепались, руки страшно загорели и огрубели: всякое кокетство приходится отложить до более удобного случая, заботимся лишь о сохранении некоторой опрятности и, пока тепло, нам это удается; говорят, что дальше, на Памирах, придется забыть и об этом.

Сегодня волостной старшина прислал сказать, что верстах в десяти видели стадо кабанов, и все наше общество, кроме меня, поехало на охоту, большинство, впрочем, зрителями; М — в взял нескольких солдат и гончих.

30 июня. Вчера для мужа были именины сердца: он убил первого в жизни кабана. Сведения, сообщенные старшиною, оказались справедливыми и наши охотники действительно встретили верстах в 8 от Гульчи стадо кабанов. Муж заметил свинью, когда она уже уходила от него, и выстрелил ей вдогонку экспрессного пулею, но промахнулся; второй же выстрел круглою пулею догнал ее, она пошла шагом и, наконец легла. Пуля вошла в левую заднюю ляжку, прошла через внутренности, при чем сердце оказалось пробитым насквозь, и засела в правой: лопатке, которую и раздробила; удивительна живучесть животного, которое с пробитым сердцем шло еще некоторое время. Пуля, найденная в лопатке, точно срезана сверху, несколько кусков свинца отщеплено. Свинка молодая, с поросенком. Шкуру с неё сняли для московская Зоологического музея.

Снимание шкуры для чучела — вещь довольно сложная, и с большим искусством операцию эту проделал один из солдат охотничьей команды: сперва разрезается снизу кожа живота до грудной клетки, внутренности удаляются, затем переламывается спинной хребет, и туша, привешенная к древесному суку, вывертывается на изнанку, после чего шкура снимается чулком; на ногах оставляются копыта с последним суставом.

 С головы шкура снимается с так называемым «пятаком» и губами. Работать необходимо хорошим и очень острым ножом. Когда шкура снята, с неё тщательно соскабливают остатки мяса и сала, после чего изнутри ее натирают солью и мышьяком, чтобы предохранить от червей и загнивания, и по возможности лучше просушивают.

Здешний климат не заслужил моих симпатий, хотя и отличается удивительными удручающим постоянством: ежедневно с 2 — 3 часов пополудни, после ясного жаркого утра, в горах раздаются глухие раскаты грома и собираются темные грозовые тучи: они ползут, ползут на долину и, наконец, разражаются над нею грозою и ливнем, который с промежутками продолжается часов до 10 вечера; и так каждый день неизменно, словно лихорадка.

Глава V.

Киргизы. — Киргизская женщина. — Наша прислуга. — От Гульчи до Кизил-Кургана. — Ольгин луг. — Яки, — Охота на кииков.

1 июля. Мимо нас все еще тянутся киргизские караваны, отправляющиеся на кочевья; своеобразную и красивую картину представляют они. Переселения эти составляют для киргизов праздник и совершаются с некоторою торжественностью: они одеваются в лучшее свое платье, мужчины в цветные, иногда шелковые халаты, женщины в свои снежно-белые тюрбаны, лошадей покрывают яркими попонами, верблюдов ведут на веревке с длинною бахромою; юрты покрыты коврами. Да и действительным праздником является для киргиза весеннее переселение его: стремится он на Алайскую долину, а на ней все, о чем может мечтать не избалованный своею суровою родиною, свободолюбивый киргиз. Там простор необозримый, там обилие воды, там такие тучные пастбища, что скот в неделю поправляется неузнаваемо, а в скот все его богатство; там, наконец, общество, так как они раскидывают свои юрты группами, иногда по сотне и более, образуя аул [14], а для киргиза общество необходимо, потому что общителен он и любопытен чрезвычайно.

Киргиз симпатичнее сарта, он еще полудикарь и в нем много детского; он честен, добродушен. гостеприимен, хотя и не лишен хитрости. Потребность узнать новость и поделиться ею, в нем так велика, что он скачет иногда верст за 30–40 к приятелю в соседний аул для того только, чтобы сообщить что-нибудь, по его мнению, интересное; малейшее известие является для него поводом устроить «томашу» [15]. Едущего по делу киргиза всегда сопровождают 2–3 добровольца с единственною целью посмотреть, что из всего этого выйдет.