У аборигенов Океании - Януш Вольневич Страница 14

И быть может, все кончилось бы благополучно для этих чудесных созданий, если бы не… женщины. Ими овладело неодолимое желание украшать свои шляпы Перьями сказочных существ, несмотря на то что привлекательно разукрашенные останки райской птицы стоили тогда целое состояние. Мужья франтих горько сетовали, но платили большие деньги, точно так же как они делают это сегодня, приобретая заморские тряпки. Мода на перья просуществовала вплоть до первой мировой войны. В течение первых пяти лет владычества австрийского эрцгерцога Рудольфа в Новой Гвинее было истреблено около пятидесяти тысяч райских птиц, которые своей красотой должны были бы будить возвышенные чувства, а на самом деле вызывали лишь жажду крови и скрывающуюся за ней жадность к деньгам.

С течением времени этим красивым птицам «вернули» их кости и лапки, так как ловкие торговцы, стремясь угодить изменчивым вкусам дам, стали попросту приделывать куриные или индюшачьи лапы к фальсифицированным в массовых количествах чучелам райских птиц. Так франтихи получили возможность водружать на свои шляпы птичьи чучела.

Впоследствии ученые ухитрились каким-то образом спаривать малоэффектных самок с великолепно оперенными самцами, пытаясь вывести наиболее красивый вид этих птиц. Но, пожалуй, лишь в 1938 году удалось успешно завершить этот эксперимент.

— Четыреста долларов, — неожиданно заявил Гэс.

— Что четыреста долларов?

— Такая сумма штрафа грозит сегодня каждому европейцу за обладание райской птицей, — ответил Гэс.

Я с уважением посмотрел на него, ведь он отгадал мои мысли.

— А у меня для вас интересная новость, — госпожа Цихоцкая сделала эффектную паузу. — В Порт-Морсби проживает еще одна полька.

Райские птицы на мгновение вылетели из моей головы. Я весь превратился в слух.

— Молодая. Появилась здесь недавно. Я еще не познакомилась с ней. Знаю только, что ее зовут госпожа Водварка, муж ее — чех. Работает, кажется, в магазине «В.Р.», то есть у «Burns Philp»[22].

— Это недалеко отсюда, мы найдем ее, — довольно безучастно произнес Гэс.

Мы со Стахом были весьма заинтересованы неожиданным сообщением И пожелали сразу же повидаться с нашей соотечественницей. Однако в указанном магазине госпожу Водварку мы, к сожалению, не застали. Оказывается, в тот день она была нездорова. Мы позвонили ей домой, к телефону никто не подошел.

Зато после нашего посещения магазина нам удалось расшифровать значение букв «В.Р.». Оказывается, эта фирма выполняет здесь ту же роль, что и «Hudson’s Bay Company» в Канаде. Клиенты же магазина расшифровывают инициалы «В.Р.», как «Bloody Pirate», что в переводе означает «проклятый пират» — довольно прозрачный намек на коммерческие методы, практикуемые этой достопочтенной фирмой.

Тем не менее мы сделали кое-какие покупки у «проклятого пирата», так как наше тропическое снаряжение страдало серьезными изъянами. Следует, однако, признать, что фирма «Бёрнс Филп» — знаток своего дела. На своем складе она имела все, что могло пригодиться любому жителю Острова, не исключая предметов роскоши.

Последние мелочи мы покупали в страшной спешке. Хотя бег времени до недавних пор и остановился в Новой Гвинее, пилоты самолетов, по крайней мере на аэродроме в Порт-Морсби, хорошо понимали, для чего существуют часы. Мы же не имели ни малейшего желания ждать несколько суток следующего рейса в нужном нам направлении. Все взмыленные, прибежали мы на аэродром.

Тапини

Самолет набрал высоту, но в салоне было по-прежнему душно. Струйка воздуха, проникавшая в тесное помещение из вентиляционного люка в кабине пилота, приносила незначительное облегчение. Мое лицо, правда, постепенно просохло, но рубашка осталась совершенно мокрой… Мы летели навстречу горным джунглям.

Все места в небольшом самолете были заняты. Рядом со мной сидел новогвинеец, державший между коленями архаический лук. Его босые, словно растоптанные стопы казались огромными. Соседом Стаха оказался обладатель великолепных кудрей, его ушные раковины были совершенно ажурными. Гэс дополнял своей внушительной фигурой состав пассажирского самолета. Кроме того, в багажном отсеке, прямо за моей спиной, находился еще один «пассажир» — огромный пес, который, как только начал работать двигатель, непрерывно выл.

Сначала мы летели вдоль побережья. Слева тянулся горный массив, заслонявший горизонт, справа сверкало голубизной Коралловое море, испещренное светло-зелеными баранками атоллов, затянутых белой пенистой пленкой. Тень самолета скользила по болотистой, покрытой заплесневелой растительностью равнине. Выстроившиеся кое-где ровными шеренгами многочисленные пальмы свидетельствовали о том, что здесь есть плантации, а встречавшиеся скопления хижин говорили о поселении людей.

Засмотревшись на этот необычный пейзаж, я не заметил, как самолет изменил курс, и рокот двигателя стал глуше. Теперь мы летели над узкой долиной. Под нами змейкой вилась река. Самолет шел значительно ниже вершин окружавших нас гор. Я воочию убеждался, что Новая Гвинея — действительно самый гористый остров в мире, и меня всё больше терзали сомнения о возможности посадки, особенно вынужденной, на этой «чудесной» территории.

Ни с того ни с сего я вспомнил вдруг несчастный случай, постигший пилота по фамилии Ле Трист, который погиб где-то в этих краях. Место катастрофы обнаружили случайно лишь три месяца спустя. Самолет свалился среди деревьев на крутом склоне горы, и, вероятно, никогда не увидели бы его следов, если бы не жуткая находка одного из местных жителей. Это оказалась голова Ле Триста, срезанная, по-видимому, в момент катастрофы и скатившаяся вниз на охотничью тропу. Абориген, знавший Ле Триста, опознал ее и уведомил администрацию в следующих словах: «Head bilong masta bilong balus»[23]. Останки похоронили с подобающими почестями в лесу.

Я невольно взглянул на Джима, нашего пилота. Его голова, к счастью, была еще на месте. Верный своей простоте в обращении, Джим с момента посадки на самолет перешел с нами на «ты», а в воздухе вытащил из-под сиденья картонный ящик с пивом и кока-колой, что было, быть может, не очень галантным, но зато наверняка добросердечным жестом. Распивая холодные напитки и косясь одним глазом на промелькавшие под нами покрытые пушистой растительностью склоны, я уже более спокойно думал о предстоящей посадке.

Тапини. Что говорило мне это название? Ровным счетом ничего. Я знал, правда, что изображение аэродрома в Тапини было увековечено на почтовых марках Территории Папуа Новой Гвинеи, но не имел понятия почему. Лишь теперь, когда самолет чуть ли не касался кончиками крыльев поросших лесом склонов, я начал подозревать начальника местного почтового ведомства в откровенном надувательстве.

Вскоре мы оставили позади укромную долину, промчались на бреющем полете между двумя развесистыми панданусами и влетели в очередное, еще более узкое, зеленое ущелье.

Временами этот полет напоминал мне авиационную экспедицию в горах Аляски[24]. Там тоже было тесно среди