Андрей Троицкий - По Америке и Канаде с русской красавицей Страница 15

Рита только покачала головой, скорбно сжала губы и купила никчемные шерстяные тапочки, которые позже кому-то подарила. Продавщица объяснила, что индейцы не слишком охотно занимаются изготовлением всяких безделушек. Они вообще не склонны к ремеслам. Поэтому товар с индейской символикой приходится завозить из Китая и других азиатских стран, где к ремеслам относятся уважительнее. Туристы покупают. В конце концов, какая разница, где сделана вещь, – лишь бы цена нравилась.

Таинственная река

До десяти утра мы ехали вдоль кукурузных полей, которым не было ни конца, ни края. Иногда попадались пустоши, где бурно разросся клевер или дикая трава, это чистые пары, – поля, давшие в прошлом году урожай пшеницы или кукурузы, в этом году отдыхают. Земле, как и человеку, тоже нужно собраться с силами для новой работы.

Мелькают сенные сараи, ангары для тракторов и прицепных агрегатов, силосные башни. В тех хозяйствах, что побогаче, вдалеке от дороги, на краю поля, торчат тридцатиметровые опоры, на которых крутятся огромные пропеллеры ветряных генераторов. В стороне от хозяйственных построек – фермерские дома, к ним ведут грунтовые дороги, петляющие по полям. Возле любого дома – это типичная деталь пейзажа – два-три раскидистых старых дерева: липы, вязы или дубы.

Фермерские дома похожи друг на друга, большие, двухэтажные, обитые не сайдингом, а толстой доской, с мезонином, затейливой башенкой наверху, одной или двумя летними открытыми верандами, цвет предпочитают белый или лимонный. Городить забор или ставить изгородь непринято, – все открыто взгляду.

Да, заборы здесь не любят даже в городах. Между земельными наделами разных собственников или участками земли, на которых стоят частные дома, заборов с фронтальной стороны не бывает, – так положено. Дом должен стоять на виду, а человек не дикое животное, чтобы прятаться в норе. Я видел немало домов весьма богатых людей: ни один не обнесен забором. На заднем дворе загородки или заборы ставят в тех случаях, если двор граничит с улицей, если хозяева дома держат собаку или имеют бассейн. В этом случае по закону положено поставить ограду: на всякий случай, чтобы случайно не свалились соседские дети.

Отсутствие заборов – одно из главных отличий здешнего пейзажа от русского, особенно подмосковного, где открытые пространства разрезаны заборами вдоль и поперек на квадратики и прямоугольники. И загородки с каждым годом все длиннее, и все выше.

Иногда оказываешься где-нибудь за кольцевой дорогой и взгляду не за что зацепиться: ни лесов, ни полей, ни домов: только унылая плоскость забора. Кажется, что ничего кроме этих перегороженных закрытых пространств уже не осталось. А кое-где поверху – еще одна радостная деталь – натянули нитки колючей проволоки. Для завершения картины не хватает только сторожевых вышек по периметру и охранников с овчарками.

Иногда дорога разрезает надвое какой-нибудь поселок или городишко, здесь из всех благ цивилизации – две-три закусочные, пара бакалейных лавок, где можно купить что-то к столу, магазинчик скобяных товаров и пивная.

Тут зазвонил мобильник, на этот раз голос Павла, литератора, с которым мы вместе работали над сценарием для телефильма, был тих и вкрадчив. После разговоров с ним у меня всегда портится настроение и аппетит. Этот звонок из Москвы застал меня уже после завтрака, подкрепившегося бутербродом и чашкой чая. Поэтому Павлу не удалось испортить мой аппетит, только настроение.

– У главной героине есть брат. Такой красавчик и вдобавок умный парень. Режиссер говорит, что в этой семье все слишком хорошо, – такого в жизни не бывает. Брат умный и красивый, и сестра тоже. Кстати, много ты знаешь умных и красивых женщин?

– Немного, но знаю, – я бросил взгляд на Риту, сидевшую справа. – Еще вопросы?

– Ну, режиссер сказал…

– Почему он мне сам никогда не позвонит? Все через тебя передает?

– Он скромный человек. И вообще он тебя боится. Так вот, режиссер говорит: в этой семье все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Надо сгустить краски. Надо придумать какую-то беду, например, болезнь брата. Точнее, он предлагает нечто гениальное: сделать брата умственно отсталым. Или сумасшедшим. Он болеет, а сестра за ним ходит. У зрителей появится чувство сострадания к героине. Кроме того, брат будет обладать пророческим даром. Например, он молчит целый день, а потом вдруг говорит сестре утробным голосом: "Завтра твой парень попадет под машину". Так и случается…

– Нет, не пойдет. Умственно отсталый чревовещатель – не пойдет.

– Но почему? – с болью воскликнул Павел.

– В съемочной группе и так слишком много умственно отсталых. И прежде всего – твой режиссер. Новые не нужны, уже хватит…

Я разошелся, даже не заметил, что Павел положил трубку. Кажется, он обиделся. Впрочем, подолгу обижаться он не умел.

Мы едем дальше. Поблизости от поселка кладбище, обнесенное оградой из чугунных прутьев. Все ровное пространство просматривается из конца в конец: могилы не обносят оградами, трава всегда коротко подстрижена, даже на самых бедных, самых дальних погостах, – старые дубы дают густую тень. Каменные кресты, изредка невысокие надгробья, но чаще всего – небольшие гранитные доски, вкопанные в землю так, что на поверхности остается только полированная плоскость плиты, на ней высечено имя, скорбные даты, иногда – эпитафия.

Поэтому здешние кладбища создают эффект большого открытого пространства, какого-то особого светлого места, которое приятно посетить, прогуляться, постоять, подумать не о рутине человеческой жизни, не о мышиной городской возне, – подумать о вечности…

Возможно, кому-то эти картины глубинки Среднего Запада могут показаться скучными и однообразными, но, поверьте, – в них есть свое непередаваемое очарование и колорит, особенно ранней осенью, "индейским летом", когда видно далеко, воздух свеж и прозрачен, напоен запахами убранных полей, распаханных прерий, впитавших в себе солнце и тепло лета, уходящего на дальний юг, в Луизиану и Техас.

Заметив желтый щит, на котором нарисована фигурка человека с удочкой и рыба, мы притормозили. Сверху написано: "Не пропусти – "Незабываемую рыбалку". Я вопросительно посмотрел на Риту: кажется, на здешней рыбалке она еще не была. И, честно говоря, не думал, что Рита проявит хоть какой-то интерес к ловле рыбы, но ошибся.

– Поехали, посмотрим…

Может быть, ей хотелось поймать на удочку какую-нибудь рыбешку, может быть, разыгралось любопытство. Но, подозреваю, Рите, собиравшей материал для романа о здешней жизни, неожиданно пришла идея, – а идеи ее всегда посещали неожиданные и яркие, – одну из сцен развернуть где-нибудь на природе. А что, неплохая декорация для лирической драмы: утро, река, туман…