Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник) Страница 15

За Совиным гнездом зимник пошёл на подъём. Иван переключил скорость. Машина пошла натянуто, ровнее. На отдельных участках стрелка спидометра, подёргиваясь, нехотя ползла к десятке. На такой затяжной крутизне тяжело не только машине. Водитель тоже напряжён, как натянутый буксирный трос.

Иван крутил баранку и слушал рассказы Лены про интернат, как приятную нежную песню. Поглядывал на девушку, на её деда, посасывающего трубку-носогрейку, и сам невольно оттаивал… А память о прошлом теснила душу…

Была и у него семья, да так уж вышло, линия судьбы кривизну дала – авария!.. Памятью о семейной жизни стал для него листок о начислении заработной платы с графой об удержании алиментов. Иван старался не вспоминать о пережитом, заштриховать прошлое другими думами: однако не всегда получалось.

После демобилизации вернулся он в автопарк, где начинал трудовую деятельность слесарем. Проработал испытательный срок на стареньком ЗИЛе, потом дали новую машину и зачислили в автоколонну междугородных перевозок. В работе Иван не щадил себя. И пришли уважение, хороший заработок, в семье тоже всё складывалось, а женился он ещё до службы в армии. Жизни, словом, радовался… Вдруг будто кошка дорогу перебежала. Уйдёт Иван в дальний рейс, а сердце тоскует. Днем вроде бы и настроение нормальное, и колёса веселее крутятся, и просторы широкие глаз волнуют, а уж как только солнце к закату начнёт клониться, тяжко на душе становится и обидно – белый свет не мил, так к дому, к семье тянет…

То ли казалось, то ли на самом деле, но почувствовал Иван, что между ним и женой сквозняком потянуло. Его даже страх охватил.

Однажды пришлось Ивану выходить на трассу в конце дня. Не хотелось на ночь из дома уезжать, а надо – груз срочный. Дорога дальняя. Прошёл сто километров. Двести. Ночь наступила тихая, робкая, тёплая. Летняя… Машина идёт хорошо. Полная луна всю округу высвечивает. На лугах кое-где в низинках туман легонько росится, свежестью да скошенным первым клевером в кабину наносит. Катись по широкой свободной дороге. Да непокой на душе.

У лесочка площадка отдыха. Костерок светится. Свернул. Несколько машин собралось на гостином дворе – так шофёры ночёвки в пути называют. У огонька чаёк попивают да, случается, всякие жизненные истории и приключения рассказывают. Трассовики только с виду народ молчаливый. За баранкой один на один с самим собой не разговоришься. Если вот только иногда песня невзначай да крепкое словцо сорвётся с губ, а так – мысли да думы да сигарета из одного угла рта в другой перекатывается. Зато на стоянке, в своём кругу, вдали от дома, от семьи согреваются крутоваром и развязывают узелки на языках – друг перед другом торопятся душу излить. Тоскуют мужики. На трассе по-братски всем делятся – и словом, и хлебом. Случись чего – помогут, в беде не оставят.

Подсел Иван поближе к свету, разложил «тормозок» – дорожный сухой паёк, закусывает, кипятком губы обжигает. Прежде ко всякого рода пустым разговорам он относился с усмешкой. А тут уши навострил.

Немолодой лысоватый шофёр почти весь растворился в колючей байке о неверных жёнах. И в конце такой вывод сделал: «Мужики-то на трассах пашут, а их жёны с другими пляшут».

Не по себе после его рассказов стало Ивану. Сел за баранку. Стартёр!.. Акселератор до отказа… В кабину врывался сладковатый настой берёзовых лесов, и на душе становилось светлее…

Только через неделю возвратился Иван домой. Обратный рейс был, как никогда, изнурительным. Машина несколько раз выходила из строя, и погода, как назло, испортилась: днём дожди, ночи туманные…

Усталый, измученный, поздним вечером он звонил у двери и злился, что оставил ключи, а теперь его не встречают… Никого дома. Присел на прохладную плиту лестничной ступеньки и задремал: то ли от усталости, то ли оттого, что в дороге перенервничал. Очнулся от похожего на хруст сухого валежника в лесу шёпота…

Перед глазами и сейчас стоит холёный, весь ухоженный диспетчер с их автобазы и ничего не выражающий, пустой взгляд жены, размытый в тусклом свете подъезда… Не удержался тогда Иван…

Лишь спустя много месяцев, будто после тяжёлого и долгого забытья, стала отходить душа Ивана. Привёл себя в порядок, поднял голову, огляделся… А вокруг жизнь!.. Загорелся в работе. Родительский дом подправил. Засветились тёплым светом его окна. В палисаднике сирень разбушевалась, словно радовалась вместе с хозяином: и дочка Шурочка была рядом.

Поначалу Шурочка жила у старшей сестры, и та опасалась отпускать девочку. Сомневалась в брате. А вдруг сорвётся… Однако потом поняла, что дочь нуждается в отцовском внимании, в пусть немного угловатой, но такой родной мужской нежности… Разлука с родителями болью отразилась и в ней. Замкнутая, капризная, она была беспощадна со своей невыносимой строптивостью, а теперь у отца её было не узнать. Быстро наладились добрые отношения между отцом и дочерью, перешедшие в большую дружбу. Иван в ней души не чаял. Каждую свободную минуту уделял дочери, стараясь восполнить упущенное. Они всюду были вместе. Шурочке шёл девятый год, и он со всей присущей ему откровенностью и щедростью раскрывал перед ней двери в удивительный мир природы, человеческих отношений, проникновенно, оберегая ранимую душу ребенка, открывая и для себя ранее не замечаемую красоту родных мест.

Работал Иван всё это время на городских маршрутах. И всё равно частенько задерживался в гараже – за машиной ухаживал. Подойдёт в поздний час к дому: окошко на кухне светится. Душа замрёт… Глаза повлажнеют… Переступит через порог, а в доме уют, на столе ещё не остывший незатейливый ужин. Дочка спит. А он присядет на уголок её кровати и всё глядит, глядит… Внешностью дочь в мать удалась. И обида, и радость, и невесть какие, ранее неведомые чувства нахлынут бывало, сдавят истосковавшуюся душу. И стал Иван подумывать о новой семье. Сначала пугался этой самой мысли. Потом привык. Однажды хотел даже с дочерью поговорить, да не решился…

Отзвенела капель. Сирень отшумела. Промчалось жаркое лето. Осень разбросала серебро по жухлой стерне опустевших полей. Вот и порошные ветры выстудили недолгое счастье из опустевшего дома Ивана Кирпичёва.

Жена не смирилась. Закон оказался на её стороне. Расставание с дочерью было нелёгким… И навалилась такая тяжесть, что невмоготу. Единственный выход видел он теперь лишь в распахнутой дали дорог.

Отговаривать его не стали. Отпустили. Вышел Иван за ворота автобазы, постоял, опустив крутые плечи, у проходной, как бы прощаясь, и подался на далёкую Чукотку.

Туман поредел. На тёмном покрывале неба выступили мелкие ясные звёзды. Из узкого, со множеством поворотов зимника машина наконец вырвалась на простор. Засветилась вдали желанная россыпь огней. Погындино…