Джеймс Купер - Колония на кратере Страница 16

Когда он проснулся и пришел в себя, то несколько минут сидел неподвижно на своем ложе, стараясь припомнить случившееся. Затем он стал прислушиваться к шуму бури, но за стеной все было тихо, и когда он вслед за тем встал и вышел из палатки, то увидал над своей головой ясное небо и солнце. Утки и свиньи купались в лужах, образовавшихся во всех выемках и углублениях почвы.

Сад, казалось, улыбался, омытый дождем, и допущенные во внутрь кратера четвероногие гости, как оказалось, ни до чего не дотронулись. Окончив свой утренний туалет, Марк выгнал свое маленькое стадо из кратера, опасаясь за целость своих всходов. Выйдя за ограду кратера и убедившись, что вода уже убыла, и что, следовательно, домочадцам его не грозит никакой беды, он загородил вход, в кратер и затем уже взобрался на вершину.

Вместе с пассатными ветрами [23] вновь наступили тишина и спокойствие. «Ранкокус» неподвижно стоял на своем якоре, океан тихо дышал своею мощною грудью; весь берег Рифа был сплошь усеян громадным множеством рыбы, от которой Марк счел необходимым как можно скорее избавиться.

Куры и свиньи, как бы угадав мысль своего хозяина, с невероятным усердием принялись уничтожать это, как бы нарочно для них приготовленное угощение; но при всем их старании бедные животные никогда бы не справились с этою трудной задачей, и потому Марк, подкрепившись кое-какою пищей на «Ранкокусе», вернулся на берег и с помощью лопаты и тачки стал убирать эту рыбу, так как, если бы он оставил ее на берегу всего в течение нескольких часов, она разложилась бы под влиянием палящих лучей тропического солнца и заразила бы весь остров своими миазмами. Никогда еще в своей жизни Марк не работал с таким рвением и поспешностью.

Рыбу он свалил в раньше вырытую глубокую траншею и засыпал густым слоем пепла. Он понимал, что эта усиленная работа необходима ему и для того, чтобы забыться и уйти от мучивших его мыслей и ощущений. Двое суток проработал Марк почти без отдыха, отрываясь от работы лишь на несколько мгновений тогда, когда подымавшиеся отовсюду зловонные испарения не давали ему дышать. К счастью, тысячи слетевшихся сюда птиц помогали ему и работали едва ли не успешнее его. Истощив все свои силы, Марк переселился, наконец, на судно и прожил там около недели, выжидая, пока ветры очистят воздух и унесут с собою все зловония.

По истечении недели он вернулся на Риф и решил, что в крайнем случае ему можно будет остаться и здесь, но только по прошествии целого месяца воздух на острове окончательно очистился от всяких миазмов. Отражение палящих лучей солнца на скалах и красновато-бурых массах пепла кратера чрезвычайно раздражающе действовало на зрение Марка, причиняя порой такое болезненное ощущение, что ему не раз приходилось закрывать глаза; большим счастьем для него являлось то, что он мог отвести глаза и дать им отдохнуть на нежно-зеленой мураве, покрывавшей местами вершину. Частью из желания сберечь зрение, частью же из настоятельной потребности в лихорадочной деятельности Марк решил засеять травою всю долину кратера, за исключением того пространства, которое ему было необходимо под огород. Марк тотчас же принялся за дело. Тем временем зачастили сильные ливни, но и это не останавливало его, а напротив, как бы подгоняло. Увлажненная дождями почва становилась только еще более благоприятной для посева. На то, чтобы засеять громадную площадь долины кратера, ушел целый боченок семян, и Марк, окончив эту работу, вернулся в свой барак, промокнув до нитки и обливаясь потом.

Усталый до изнеможения, он бросился в свой гамак и заснул. Проснувшись поутру, он почувствовал, что его голова тяжела, как будто вся она налита свинцом, и в горле пересохло; во всем теле он ощущал сильный жар. Тут только он понял весь ужас своего одиночества. Он прекрасно сознавал, что захворал не на шутку; надо было пользоваться теми немногими минутами, которые ему еще оставались до того момента, когда он окончательно лишится сил и сознания. Только на «Ранкокусе» мог он найти все, необходимое для него в данном положении; а потому ему во что бы то ни стало следовало добраться до судна. Раскрыв зонт и опираясь на палку, он с трудом побрел, двадцать раз останавливаясь и отдыхая по пути или же падая в изнеможении на раскаленный утес, но тотчас же, сделав над собою невероятное усилие, он поднимался и брел дальше, подгоняемый ужасом и отчаянием, задыхаясь и почти теряя сознание. Наконец, он добрался до каюты.

Трудно описать то чувство наслаждения, которое овладело несчастным, когда он очутился вне палящих лучей солнца, под кровом прохладной каюты. В изнеможении опустился он на один из диванов, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Это было необходимо, пока он еще был в силах кое-как двигаться и отдавать себе отчет в своих действиях. Ящик с медикаментами находился тут же в каюте, и он сам не раз уже пользовался его услугами. Приготовив себе с помощью воды, взятой из фильтра, питье, он выпил его с жадностью и наслаждением. Тут он почувствовал себя настолько больным и разбитым, что не мог сделать ни малейшего движения, и только целый час спустя нашел в себе силу перебраться с дивана на кровать. Здесь он лишился сознания. Сколько времени пролежал в этом состоянии, он никогда не мог определить: быть может, несколько дней, быть может, несколько недель. Порою у него были минуты прояснения мыслей, и тогда он с особенной ясностью сознавал весь ужас своего положения. К счастью, в каюте и питья и пищи было вволю; фильтр находился у него как раз под рукою, и в минуты возвращавшегося сознания он почти каждый раз прибегал к нему. Мешок с сухарями лежал тут же около кровати, но он едва-едва мог проглотить самый крошечный кусочек сухаря даже и тогда, когда он был размочен в воде. Под конец он уже был не в силах сделать даже малейшего движения и более двух суток пролежал не шевелясь, в каком-то полусознательном состоянии, близком к летаргии.

Но вот жар спал, сознание вернулось, но болезнь приняла от этого, как тотчас же понял Марк, только еще худший, более опасный для него оборот. После лихорадочного жара и бреда наступило полнейшее истощение сил, расслабленность, усиливавшаяся с каждым днем. Марк сознавал, что если это продолжится, то он безвозвратно погиб. Он вспомнил, что на судне имелось несколько бутылок превосходнейшего портера; одна из этих бутылок оказалась как раз на полке над его головой. Увидав ее, он вздумал отведать немного этого напитка.

Достать бутылку было нетрудно, но как ее откупорить? Будь у него даже под рукою пробочник, то и тогда откуда было взять необходимую силу? Отбив горлышко бутылки, он налил себе стакан портера, который и выпил залпом. Напиток этот показался ему превосходным; он повторил прием, и действие не заставило себя долго ждать: едва успел он снова укрыться одеялом и зарыться в подушки, как почувствовал легкое и приятное головокружение и задремал. С полчаса он пролежал в этом полудремотном состоянии; очнулся он уже в поту, а минуту спустя заснул, но на этот раз уже крепким, подкрепляющим сном.