Генри Харт - Морской путь в Индию Страница 17

Наконец, когда корабли достигли земель, где население уже не понимало негров-переводчиков и те тоже не могли понять туземцев[73]. Кадамосто решил остановиться, повернул обратно и добрался до Португалии без особых дальнейших приключений.

В качестве приложения к своему отчету Кадамосто записал краткий рассказ о путешествии, которое совершил в Африку его португальский друг; имя этого человека не названо, оно неизвестно и по другим источникам. Этот молодой человек плавал вместе с Перу ди Синтра[74] вдоль побережья до Сьерра-Леоне и, возвратившись на родину, поведал о своих приключениях Кадамосто. Венецианец записал наблюдения своего друга — они касались виденных людей и их обычаев; упоминаются между прочим «знаки, нанесенные на лица и тела раскаленным железом».

У этих людей уши все в дырах, в них они носят много маленьких золотых колец, рядами, один к одному, нижняя часть носа у них проколота посредине [через носовую перегородку] и в ней продето золотое кольцо, точно таким же образом, как продевают кольца нашим буйволам, а когда они хотят есть, то кольцо они отодвигают в сторону.

Путешественник рассказал, что около Сьера-Леоне люди нагие[75], что когда трое из них пришли на борт каравеллы, португальский капитан одного схватил и задержал. «Он сделал это, повинуясь его величеству королю». Существовал постоянно действовавший приказ, гласивший, что капитаны должны «силой или убеждением увезти негра» из любой страны, население которой говорит на языке, незнакомом переводчикам. Несчастный посетитель каравеллы был увезен в Португалию и представлен королю, который принял все меры к тому, чтобы отыскать человека, понимающего язык невольника.

Наконец, негритянка, рабыня одного лиссабонца, тоже привезенная из далекой страны, поняла его, но лишь тогда, когда он заговорил не на своем родном языке, а на другом, известном и ему и ей. Что сказал этот негр королю через эту женщину, я не знаю, знаю лишь, что он, среди всего прочего, имеющегося на его родине, назвал живых единорогов. Указанный король, продержав его несколько месяцев и многое показав ему в своем королевстве, дал ему одежду и весьма милостиво отправил его на каравелле в его родную страну.

Таким образом, рассказ кончается счастливо[76].

Другой отчет, относящийся к тому же периоду, повествует о плавании Диогу Гомиша к берегам Сенегамбии на каравелле «Пикансу» («Дятел») — одно из немногих названий судов, дошедших до нас от той эпохи. Корабль был снаряжен принцем Генрихом и отплыл в 1456 или в 1457 году. Плавание на «Пикансу» лишь дополнило новыми подробностями те данные относительно этой части африканского побережья, которые уже раньше собрали португальские исследователи. В отчете о втором плавании, совершенном Гомишем два года спустя, содержатся горькие жалобы на то, что работорговля приходит в упадок, «ибо если мавры [на Гвинейском берегу] давали по семь рабов за одного коня, то теперь они дают не больше шести».

Этот отчет достоин внимания, потому что содержит первое упоминание об использовании квадранта в мореплавании. В заключительных строках отчета описывается возвращение Гомиша в Лиссабон, поездка короля в Опорто и дикое, варварское сожжение живым одного португальца за продажу оружия маврам. В печи был разведен огонь, и «король приказал, чтобы… его бросили туда вместе с его мечом и золотом».

В ноябре 1460 года принц Генрих отправился к праотцам и был погребен в часовне монастыря Баталья[77]. Основоположник навигационной науки в Португалии, инициатор посылки систематических исследовательских экспедиций, мечтатель, никогда не забывавший о своей цели — открытии морского пути в Индию, — он умер, когда его хорошо продуманные планы еще не принесли своих плодов. Но его имя навеки останется и в португальской и в мировой истории, ибо его великий Труд, через тридцать восемь лет после его смерти, был увенчан триумфальным плаванием Васко да Гамы.

Дуарти Пашеку Пирейра[78], известный мореплаватель и современник Гамы, так выразил взгляд португальцев на деятельность принца Генриха:

… он вызвал с Мальорки мастера Жакоме, искусного картографа… и многими дарами и милостями привлек его к нашему королевству, где тот учил людей своему мастерству… Все эти и другие славные дела… были совершены этим добродетельным принцем, не говоря об открытии Гвинеи вплоть до Serra Lyoa [Сьерра-Леоне]. Мы должны поэтому молить бога за его душу… Выгоды, проистекшие для Португалии, таковы, что и ее король и народ весьма обязаны ему, ибо в открытой им стране находит себе пропитание значительная часть португальского народа, а португальские короли извлекают из торговли большие доходы; ибо… когда в торговле этой страны [побережье Африки до Сьерра-Леоне] был наведен порядок, она давала ежегодно три с половиной тысячи рабов и больше, много слоновых бивней, золота, прекрасной хлопчатобумажной ткани и много других товаров. Посему мы должны молить бога за душу принца Генриха, ибо открытие им этой страны привело к открытию другой Гвинеи за Serra Lyoa и к открытию Индии, торговля с которой приносит нам изобилие и богатство.

Португальцы всеми силами старались сохранить свою монополию торговли на африканском побережье, в особенности в связи с тем, что аналогичные претензии предъявляла Испания. Ввиду этого короли Португалии, и при жизни Генриха и после его смерти, стремились держать в тайне как можно больше сведений о морях, по которым португальцы плавали, и о землях, в которых они побывали. Морские и иные карты, глобусы и документы подвергались цензуре или держались в секрете, дабы они не разжигали зависть и алчность других морских держав и не дали им возможности использовать результаты португальских открытий[79].

Морякам запрещалось рассказывать о своих путешествиях, отчеты о плаваниях сознательно искажались, при иностранных дворах и в портах действовала обширная сеть шпионов. Уже в 1501 году Анджело Тревизан, секретарь венецианского представителя (oratore) в Испании, отвечая хронисту Доменико Малипьеро, запрашивавшему насчет плавания Кабрала в Индию, писал, что «карту этого плавания достать невозможно, так как король приказал наказывать смертной казнью всякого, кто вышлет ее за пределы государства»[80].

Первым важным мероприятием, проведенным королем Аффонсу V в развитие политики принца Генриха, была передача в 1469 году сроком на пять лет монопольных прав на торговлю с Гвинеей в аренду «уважаемому гражданину Лиссабона» Фернану Гомишу при условии, что за этот пятилетний срок будет обследовано по крайней мере пятьсот лиг африканского побережья в той его части, куда португальцы еще не проникали. Сам король вошел в дело компаньоном: вся слоновая кость, получаемая в Гвинее, должна была по твердой цене продаваться ему, он в свою очередь с выгодой перепродавал ее Мартину Ианишу Боавиажену. Это предприятие было для Гомиша удачным в январе 1471 года его агенты, посетив Золотой Берег, обнаружили там богатые россыпи золота. Когда истек дополнительный год действия аренды, который дал ему король, Гомиш (за участие в войне с маврами в Марокко получивший звание рыцаря) был назначен королевским советником и ему был присвоен герб «по серебряному полю три негритянские головы, у каждой головы три золотых кольца — в ушах и в носу, золотое ожерелье на шее, а также новую фамилию «да Мина» (копь) в память его открытия» Самым южным пунктом, достигнутым кормчими Гомиша, был мыс Сент-Катерин, на два градуса южнее экватора, а экспедиции Гомиша исследовали моря от Либерии до Камеруна. К своему удивлению они обнаружили, что береговая линия здесь идет не с запада на восток, а поворачивает на юг; таким образом, рухнула их надежда на то, что они до сих пор плыли вдоль южного берега материка[81].