Йорген Бич - За аравийской чадрой Страница 17

Я тоже не хочу нарушать царящую здесь тишину. Лишь изредка бросаю украдкой взгляд на девушку с бездонными глазами. И беспрестанно спрашиваю сам себя, откуда в этих глазах столько непонятной магической силы…

О чем она мечтает? О далеких ли оазисах? Или о том, чтобы убежать отсюда?

Едва ли. За всю свою жизнь она ничего не видела, кроме родного оазиса, и вряд ли слышала от приезжих купцов рассказы о заморских краях, ибо они избегают разговаривать с женщинами. В этом оазисе она родилась, здесь она и умрет, если только какой-нибудь проезжий шейх или купец не купит или не похитит ее.

Мечтает ли она о том, чтобы сбросить с себя рабское ярмо? Мечтает ли о свободе? Но ведь она даже не представляет себе, что такое свобода!

Мечтает ли она о «большой любви»? В стране, где женщина должна делить своего мужа со множеством других женщин? В стране, где она нужна лишь для удовлетворения эротических прихотей мужчины и для продолжения его рода? В стране, где женщина стоит дешевле, чем верблюд?

Говорят ли эти глаза о великой боли или о трагедии? О неосознанных желаниях? О никогда не умирающей надежде почувствовать себя хоть когда-нибудь человеком?

Эти вопросы не давали мне покоя, и долго еще после того как я улегся спать, передо мной сверкали глаза аравийской девушки…

Далекий город

После неудачной попытки найти белого раба в Шибаме я добрался через несколько дней до Сейюна. Сейюн по-арабски означает «далекий город».

С крыши большого дворца, в котором меня поселили власти, открывается великолепный вид на большой оазис с гор Геддар и Джебель. Дома здесь не такие высокие, как в Шибаме, зато у них более опрятный вид. Лишь немногие имеют более трех этажей, но фасады их нередко отделаны искусными украшениями, чаще всего абстрактными. Разумеется, ни в Сейюне, ни в других городах Саудовской Аравии вы не увидите ни одной скульптуры и ни одной картины, изображающей человека или животное. Это запрещено Кораном.

В каждом доме живет только одна семья. Если членам семьи вдруг станет тесно, они могут надстроить свой дом. У всех зданий в городе плоские крыши, так что особых технических трудностей такая надстройка не представляет.

Дома здесь построены из глины. Когда глину привозят на строительную площадку, ее кладут на землю, причем толщина слоя составляет пятнадцать — двадцать сантиметров. Потом ее режут на прямоугольники со сторонами примерно 30×60 сантиметров, как у нас режут торф.

Когда глину замешивают, в нее добавляют солому, в результате строительный материал становится еще более прочным и долговечным. Он выдерживает любые испытания, кроме одного — сильного и продолжительного ливня. Но в здешних краях дождей почти не бывает, а для защиты от тех нескольких капель воды, которые раз в год выпадают с небес, местные жители принимают все необходимые меры предосторожности: верхние этажи в большинстве домов отделаны гипсом.

Гипс совершенно не поддается действию воды и в то же время позволяет сохранять в доме прохладную температуру, так как белый цвет отражает солнечные лучи. Кроме того, гипс позволяет судить о том, закончено строительство здания или нет. Только после того как верхний этаж оденется в белое, дом готов. Строительные работы ведутся без лесов, ибо стены такие толстые, что строители производят кладку кирпичей, стоя на самой стене. Потолки в домах довольно высокие, и потолочные перекрытия строят одновременно со стенами.

Люди состоятельные отделывают гипсом весь дом. Дворец, который полтора столетия назад был построен в Сейюне для султана Хусейна бен-Али Монсура аль-Кетири, весь сверкает ослепительной белизной. Глядя на него, невольно вспоминаешь сказочный замок Аладдина.

Над огромным подъездом, который по ширине нисколько не уступает городским воротам, развевается султанский флаг с белой звездой на красном фоне в обрамлении из зеленых и желтых полос. К небесам аллаха надменно вздымаются башни и купола. Трудно себе представить более контрастное и более волшебное сочетание красок, чем этот белый, как мел, дворец на фоне невообразимо синего небосвода. Возле дворца разбит большой сад с пальмами. Чтобы ухаживать за этими пальмами и поливать их, нужно немало рабов. Сад обнесен красивой каменной стеной с гипсовыми колоннами в современном стиле.

Откуда бы вы ни смотрели на дворец султана — и снаружи, и изнутри, — он кажется огромным. Он занимает площадь 150×150 метров и подобно другим зданиям Сейюна постепенно заостряется кверху.

Мне удалось добиться аудиенции у султана, и я спросил его, сколько в его дворце комнат.

Султан не знал.

— Я понимаю вас, ваше величество, — сказал я и выразил по этому поводу свое величайшее восхищение. — Вероятно, во дворце вашего величества столько комнат, сколько вашему величеству принадлежит рабов? — полюбопытствовал я.

— Нет, комнат у меня меньше, чем слуг, если вы имеете в виду слуг. Но если считать и маленькие комнаты, то их наберется довольно много…

— Если у вашего величества столько же комнат, сколько жен, то получится тоже внушительная цифра.

Султан отрицательно покачал головой.

— У меня гораздо меньше жен, чем говорят в народе.

Таким образом, узнать у султана, сколько у него рабов, жен или комнат, было не легче, чем выяснить, что он подразумевает под словом «слуга».

Потом мне рассказывали, что рабов султана называют домашними рабами и они живут немного лучше, чем обычные рабы. Однако сколько я ни пытался, мне так и не удалось узнать, сколько женщин в султанском гареме. Сведения на этот счет поступали самые противоречивые, но в общем их было что-то от трехсот до четырехсот. А комнат во дворце, как удалось выяснить впоследствии, около тысячи.

Сейюнский оазис подходит еще ближе к городу, чем Шибамский: кое-где он даже проникает между домами на самые окраины Сейюна, а в одном месте даже прерывает городскую стену. Значительный отрезок этой стены поднимается по склону одной из столовых гор, окружающих город, и гора эта является как бы продолжением городских укреплений. Если смотреть на стену сверху, например с плоской крыши султанского дворца, она чем-то напоминает Китайскую стену.

Столовые горы вокруг Сейюна — совершенно фантастическое зрелище. Некоторые из них достигают трехсот — четырехсот метров в высоту и нескольких километров в длину и ширину. Их склоны поднимаются сначала совсем ровно, словно стороны пирамиды, но внезапно на высоте около двухсот метров они переходят в гранитный массив с совершенно отвесными стенами. Лишь немногие альпинисты добираются до вершины. Однако будущие исследователи и путешественники смогут любоваться с вертолета величественными вади, которые вместе с горами превращают весь этот край в гигантский осколок керамики, испещренной трещинами.