Карло Маури - Когда риск - это жизнь! Страница 17

Достаю из рюкзака веревку и приступаю «в связке» ко второй фазе восхождения на «Прекрасную Звезду». Эти сорок метров веревки дают мне иллюзию восхождения в связке с Вальтером, хотя конец ее болтается у меня за спиной в пустоте. Есть в этом, наверное, что-то ханжеское. Но я упрямо тащу за собой все свои комплексы, взбираясь по ледниковым склонам к главному куполу Монблана.

Я даже завожу разговор с другим концом веревки. «Устал я что-то, — говорю, — да и напряжение велико. Как-никак высота 4500 метров; во рту сухо, пить хочется. Ты смотри, не забывай меня страховать. Соскользну — поддержишь».

Подхожу к куполу, а там уже и до вершины добраться нетрудно. По мягкому снегу направляюсь к выходу с Майора — это метрах в ста правее, — чтобы встретиться с Вальтером. Жду полчаса, час. Подобравшись к краю пропасти, гляжу вниз, зову, однако никто не отвечает. Тем временем меняется погода, и крупные, идущие с запада тучи окружают меня мрачной серой стеной.

Задержка Вальтера не на шутку беспокоит меня. Опасаюсь, не случилось ли с ним что-нибудь. Вспоминаю наши прошлые вылазки, его мастерство, недюжинную физическую силу. Пытаюсь отогнать страх, вспоминая об отце Вальтера! Тот никогда не предавался отчаянию, если возвращение сына с трудных восхождений затягивалось: «Когда Вальтер идет на крупное восхождение и проводит зимой в горах целую неделю один или в связке, я уверен: он возвратится домой».

Какое счастье иметь такого отца, который свято верит в своего сына! Мои сомнения и неуверенность идут, наверное, от непрерывных указаний: того не делай, этого не делай, поступай так-то, которыми нежно любящие родители осыпали меня с самого детства.

Теперь я больше беспокоюсь за Вальтера, чем за себя. Неужели с ним действительно что-то стряслось? Не может быть! Вальтер обладает способностью выпутываться из любых неприятностей в любом восхождении. Никто не может сравниться с ним в выдержке и интуиции. О Вальтере ходят легенды. Сколько альпинистов завидуют ему, но так и не могут за ним угнаться! Почему человеку, который сумел стать выдающимся, нужно обязательно завидовать?

А если разразится непогода и Вальтер не придет, что тогда? Я ведь никогда прежде не бывал на Монблане…

Отправляюсь дальше, утопая в снегу. Подхожу к большой трещине на куполе. Трещина очень широкая, но я нахожу мост через нее. Осторожно двигаюсь по этому мягкому, хрупкому мосту, который начинает заметно подаваться под моими ногами. Тогда я ложусь, широко расставив руки и ноги, чтобы мой вес распределился по наибольшей площади, и медленно ползу, стараясь не дышать, словно плыву к другому берегу. Где-то на полпути мост неожиданно проваливается сантиметров на двадцать-тридцать, но не более. Слава богу! Потихоньку выбираюсь на другую сторону трещины. Как я устал! К тому же только вчера я находился на высоте 200 метров, а сейчас — на 4800 метров над уровнем моря!

Ступаю на вершину в 10 часов утра. Вокруг меня проносятся облака. Все же мне удается разглядеть хижину Валло и маршрут, по котором я к ней приду. Так что не потеряюсь. Усаживаюсь ждать Вальтера. Очень хочется поскорее сказать ему, что мы победили. Да и с кем, как не с другом, болтать и болтать без умолку, отгоняя прочь одиночество!

Ну, наконец-то! Вальтер появляется, спокойный и уверенный в себе. Мы обнимаемся, на глазах у нас слезы. Это от усталости, но прежде всего оттого, что мы достигли вершины нашего заветного желания.

Связываемся и через Моди и Такул спускаемся в долину, где будем отдыхать, пока новая мечта не позовет нас в горы.

Андреа Оджони

Соревнование началось. Да, да, соревнование. Потому что в альпинизме тоже существует свое первенство. Кто-то первым открывает новые пути в горах, первым повторяет знаменитые альпийские маршруты, первым проходит зимой по какой-нибудь головоломной северной стене, куда никогда не падает солнце.

Кто-то получал лавры, но многим приходилось несладко. В то время я нередко вместо того, чтобы довольствоваться своими достижениями, исходил завистью к другим альпинистам и их результатам.

Андреа Оджони не отличался особой внешностью. Он был малорослым, щуплым, бедность его бросалась в глаза. Принадлежал он к альпинистской группе «Кожа да кости» из Монцы. Походив два года на Гринью, Андреа в 18 лет начал предпринимать крупные восхождения вместе с Вальтером Бонатти: на северную стену Гран-Жорас, на Эгюй Нуар де Петре и другие. Эти маршруты требовали огромного мастерства. На них становились «настоящими альпинистами».

Вальтер и Андреа, мои одногодки, стали, так я считал, моими прямыми конкурентами. Остальные погибли в горах: Луиджи Кастанья, Эмилио Вилла, Вальтер Паганини, Карло Рускони и многие другие.

Андреа всегда печалился оттого, что его прекрасная земля все больше утрачивает связь с сельскохозяйственным прошлым и приобретает неуютный облик промышленного района, а жители возлагают иллюзорные надежды на дым фабричных труб и на цемент с асфальтом.

Для молодых людей очень много значит дружба с девушками. И если у всех нас с этим было более или менее благополучно, то на Андреа, как он сам мне рассказывал, никто из девушек не обращал внимания: «Кому такой нужен!»

Благодаря альпинизму, раскрывшему в нем изумительные внутренние качества, которые девушкам оказалось не под силу вовремя разглядеть, Андреа поднялся до альпийского Олимпа.

Мы были тогда альпинистами-любителями и лазали в горы лишь по большим церковным праздникам, надеясь, что с альпийского Олимпа (где, как утверждают, все продается и покупается) кто-нибудь обратит на нас внимание и пригласит занять «солидное место» или «хорошее положение» и в повседневной жизни. К сожалению, такого не случалось, потому что, в отличие от футбола и прочих популярных видов спорта, альпинизм, с коммерческой точки зрения, не интересен широким кругам общества. Разве только как повод для досужих рассуждений о величии человеческого духа. Поэтому даже когда мы совершали «подхваченные прессой» восхождения, наивно полагая себя чемпионами, которым общество чем-то обязано, нам в лучшем случае доставалась какая-нибудь медаль.

Разумеется, мы ходили в горы в первую очередь по зову души, но лично я надеялся обнаружить где-нибудь на шестой категории путь к хорошему заработку, необходимому для жизни. Все оказалось гораздо труднее. Нужно было самому искать и находить работу. Но какую? И оставит ли она время для тренировок?

Образование у нас было начальное, с трудом полученное в школах, и ощущение неполноценности сковывало полет нашей мечты.

Андреа устроился водителем автокара на каком-то нефтехимическом предприятии. У меня же по-прежнему работы не было. В ожидании новых восхождений я получал достаточную денежную компенсацию, выступая с рассказами об альпинизме или разрешая рекламным агентствам пользоваться моим изображением для рекламы новых товаров. Нельзя сказать, что я был вполне счастлив в то время.