Вокруг Света - Вокруг Света 2006 №09 Страница 17

Когда Ла Скала раскрывает вечером двери для публики, в проемах встают карабинеры. Дело не столько в охране порядка, сколько в красоте ритуала

Caffe’ Verdi не является собственно театральным заведением, в отличие от просторного и элегантного Caffe’ Biffi (в здании самого театра). В нем редко встретишь исполнителя или меломана. Зато нет лучшего способа погрузиться в прошлое, чем заглянуть сюда на завтрак. С утра кафе почти пустует, и можно спокойно расположиться на диване за маленьким круглым столиком в углу (впрочем, других здесь нет, помещение настолько небольшое, что все места угловые). Здесь хорошо и уютно, кроме того, все забито разного рода артефактами: от афиш начала прошлого века и растиражированных портретов прекрасных оперных примадонн до часов, ваз и прочих непродающихся предметов интерьера, к которым относится и бюст Бетховена, очутившийся за моей спиной. Честно говоря, не совсем понятно, что делает в этой располагающей к безделью обстановке известный своей глухотой и трудным нравом немецкий гений — автор единственной, совсем не итальянской по стилю оперы «Фиделио», но это не так уж и важно. Вся эта роскошь, ненавязчиво создающая иллюзию старины, уже за первой чашкой становится естественной средой обитания. Тем более что кофе в таких заведениях варят отменный.

Один из важных экспонатов музея — красноречивый знак эпохи Верди в истории Милана и Италии

Вторая важная точка на подступах к храму оперы — музей. Находясь в здании самой Ла Скала, он служит своего рода посредником между сегодняшним днем и прошлым. Пока поднимаешься по лестнице, старые плакаты рассказывают о мировых премьерах в этом «священном» здании. Из лестничного полумрака появляется невесомая женская фигурка в обрамлении растительного орнамента: это знаменитая «Мадам Баттерфляй» Пуччини, впервые показанная здесь в 1904 году. Пожелтевший лист бумаги дает моментальный портрет своего времени — сладостно-томной эпохи модерна.

Затянутые темным атласом комнаты музея напоминают мемориал, где благодаря обычным вещам (веер или дорожный столовый прибор артистки) легендарные имена оперного искусства превращаются во вполне «осязаемых» людей. Здесь наглядно показано, как на протяжении веков менялось лицо Ла Скала. В эпоху бельканто, когда писали Беллини, Россини и Доницетти, это был театр примадонн: красота и харизма знаменитых див — Джудитты Пасты, сестер Гризи, Марии Малибран — увековечены живописью. Потом — театр композиторов. Один из впечатляющих экспонатов — посмертная маска и слепок руки великого Верди, субтильного человека, отождествляемого с «большой эпохой» Скала. Еще позже, с приходом в 1898 году знаменитого Артуро Тосканини, театр дирижеров (палочка маэстро тоже тут присутствует). А рядом с душными музейными комнатами — заветная дверца в маленькую ложу самого театра. Заходишь туда, и вдруг — внизу открывается огромная чаша зрительного зала, изумляющего своей архитектурой, хотя она едва проступает в темноте. Сердце слегка замирает: ясно, что вечером здесь должно случиться что-то исключительное; в таких стенах иного быть не может. Кстати, для тех туристов, кто не позаботился заблаговременно о билетах или кому они не по карману, это единственный способ хоть как-то познакомиться с легендарной сценой (и многие им охотно пользуются).

Менялись имена, лица и моды, однако постановочный стиль в театре на протяжении веков оставался неизменным. Это становится ясно, когда поднимаешься на второй этаж музея, где проходит выставка «Моцарт в Ла Скала», приуроченная к 250-летию со дня рождения композитора. Макеты к разным постановкам одной оперы — «Свадьбы Фигаро» (от 1928 до 1981 года) — полностью раскрывают Стиль. Ла Скала — традиционный театр, в котором с помощью веских архитектурных решений создаются иллюзии реальности: сады, арки, улицы, дома — все воссоздается основательно, достоверно, чинно. Подобную постановочную манеру олицетворяет знаменитый Джорджо Стрелер (1921—1997), до сих пор считающийся здесь главным специалистом по театральной магии XX века: его имя упоминали все, с кем нам удалось побеседовать в театре, — от директора до работников мастерских. «Свадьба Фигаро», созданная Стрелером в далеком 1981 году, в этом сезоне опять стоит в афише, являясь, по мнению координатора артистических проектов, Фортунато Ортомбина, эталоном оперного искусства. Такой длительный срок жизни спектакля характерен и для России — страны также чрезвычайно консервативной в области сцены. В странах же Центральной Европы, например в театрально продвинутой Германии, это невозможно: там все время идут вперед, торопятся открывать новое. В Италии, цитадели классической культуры, напротив, любят оборачиваться и долго смотреть назад, будто желая остановить быстротечное время.

Сейчас зрительный зал Ла Скала состоит из 2 015 мест. Как ни странно, это даже намного меньше, чем до реконструкции. Дело в том, что из соображений противопожарной безопасности упразднены стоячие места. А раньше публика здесь стояла и в проходах — как на стадионе

Как Ла Скала стала «флагманом» оперного искусства и «главным» музыкальным театром мира?

Возникнув на исходе Ренессанса (около 1600 года во Флоренции) из подражания древнегреческой трагедии, опера стала истинным символом Нового времени. Быстро переместившись из закрытых дворцовых залов на публичные «площадки», это синтетическое зрелище сразу превратилось в популярное светское развлечение. Во многих городах Италии открылись музыкальные театры, среди которых «лидировали» поначалу Венеция, Рим и Неаполь. Для первого «оперного века» (календарного XVII), века барокко, были характерны мифологические сюжеты, лихие технические трюки (знаменитейший из них — deus ex machina, «бог из машины») и небольшие залы. А вот на рубеже XVIII—XIX веков уже происходит смена стиля — меняются вся суть жанра и его масштаб. Барочные «волшебства» — в прошлом. Наступает эпоха искренности, в центре внимания оказывается человек с его страстями. Опера становится искусством слез, а на первое место выдвигается певец с его эмоциями (живший в Италии Глинка плакал на операх Беллини). Новой сути отвечает и смена масштаба: действо переходит в большие залы, становясь массовым искусством крупного драматического жеста. На смену маленьким театрам с их старым сказочно-мифологическим репертуаром приходят большие театры и большие психологические драмы. Открытие Ла Скала и стало откликом на смену стиля. Еще когда нынешнее здание только возводилось, австрийская императрица Мария-Терезия пророчески заявила: «Возводится новый театр, судьба которого — затмить славу знаменитейших театров Италии». Состоявшееся спустя несколько месяцев первое акустическое испытание с оркестром, артистами и публикой прошло блестяще — зал удостоился всеобщих высших похвал. Отмечая принципиальную новизну начинания, одна из тогдашних газет писала: «Система спектаклей будет необычного, совершенно нового рода. Она заключается в отказе от непомерных злоупотреблений, вызванных в итальянском музыкальном театре недостатками постановок и исполнения. Здесь желаемое достигается накалом душевного движения и сценического действия, наивысшим правдоподобием и сосредоточенным на всем этом внимании артистов». Словом, открытие Ла Скала совпало с важной переменой внутреннего (содержательного) и внешнего (сценического) облика оперы, ставшей из искусства чистого развлечения искусством переживания — глубоким и человечным. XIX век — «золотая» эпоха оперы. Она обрела не только неформальный статус «главного жанра всех искусств» (такой же репутацией пользовалось кино в веке ХХ), но и громкое общественное звучание. Особенно у себя на родине. Теперь в Италии опера ощущается как глоток свободы, как знамя борьбы за независимость от австрийцев и национальное единство. В исторических сюжетах того же Верди зрители видели прямые аналогии с современностью, и премьеры превращались в стихийные манифестации, мелодии арий распевались на улицах, а самого композитора прозвали «маэстро революции». Миланский же театр, о котором мы ведем рассказ, эту «революцию», художественную и политическую, по сути «возглавил», собрав под своей крышей ведущие музыкальные силы «самой музыкальной страны мира». По заказу Скала писали лучшие композиторы, здесь выступали лучшие певцы, а центр оперного искусства окончательно переместился из Неаполя в Милан, ставший «столицей» новой оперы, масштабной, зрелищной, массовой и чувствительной. Не утратила эта столица своего значения и в новом, ХХI, столетии, когда опера претерпела очередные изменения, превратившись в искусство исполнителей, прежде всего — дирижеров. Скала эффективно отразила эту модуляцию: спектакли театра ассоциировались у публики только с самыми громкими музыкальными именами. А с приходом «к власти» в нем Артуро Тосканини Милан в борьбе за «звание» оперной Мекки и вовсе оставил всех без исключения конкурентов далеко позади. Словом, как оказалось, Мария-Терезия запрограммировала театр на успех: в тот момент, кода опера стала музыкальной драмой и ведущим жанром искусства, Ла Скала выразила свое время, предъявив веский набор аргументов: огромный зал с великолепной акустикой и вокальные, композиторские, а затем и дирижерские «бренды». Емко запечатлел этот феномен мастер афоризма Стендаль: «Это лучший в мире театр, ибо доставляет наивысшее наслаждение».