Чипсет - Путевые заметки неудавшегося эмигранта Страница 17

x x x

Проводник проверяет и отбирает билеты. Подходит, спрашивает:

- Билеты есть?

Если билеты есть, даешь, если нет, то начинается стандартный диалог:

- До куда едете?

- До /туда-то/.

- Чем будете платить? Манатами, гривнами, рублями, долларами?

Дают деньги.

- Маловато.

Добавляют. Идут искать свободное место.

Проводник собрал по "питеру" за постель и еще десятку - уборщице, высохшей, ободранной, всклочной, и, как мне кажется, психически больной женщине. Все время следования поезда эта психопатка лаялась с проводником и подкалывала пассажиров. Зато вагон был теплым - это ее заслуга.

Поезд выехал из Харькова и поехал через живые, зеленые сосновые леса. Заходят люди, предлагают купить глиняные сервизы. Недорого.

Заходит милиция, требует документы. Нет возражений. Едем. Хочется кушать, я достаю колбасу, купленную в Харькове, и начинаю ее есть! Какая колбаса! Я такой в жизни не ел! Бакинские колбасы едят даже не все кошки ("пш-пш-пш"- помните?) - мяса, там, видать, маловато, один крахмал.

Едем дальше, по Донбассу. За окном - терриконы. Чтобы не было скучно, читаю журнал "Вокруг света". Граждане разных государств сетуют друг другу на тяжелую жизнь, произвол чиновников, бедность, ругают правительства.

Час-полтора стоим в Красной Могиле, час-полтора в Гуково. Наступает ночь. Едем по донской земле. Волгоград я проспал. Просыпаюсь - за окном в степи пасутся кони, красивые они все-таки животные. Днем приехали в Астрахань.

На перроне продают сушеную рыбу, хлеб. Я выхожу, покупаю полуторалитровую бутылку "Очаковского" пива - не мог не купить, друзьям в Баку обещал. Кладу ее в сумку, под кулек с бельем. Едем дальше.

Съестных запасов у меня уже не остается, а ехать еще целые сутки. Попутчики делятся провизией.

А тем временем мы пересекли сорок пятую параллель, а, значит, въехали в Пустыню, где, как сказал К. Бальмонт, "совесть - вещь пустая, Там царствует кулак, нагайка, ятаган". В северных районах Дагестана, где-то в поселке Кочубей, входят два милиционера, аварцы, кажется. С автоматами наперевес.

Требуют документы. Меня и еще одного парня ведут на собеседование в "Купе для отдыха проводников и обдирания пассажиров".

Пристально смотрят на меня, вероятно, пытаясь понять, кто я такой.

- Чипсет, где ты живешь?

- В Баку.

- Где ты был?

- В N, у отца, там у меня регистрация стоит, - проверили.

- Что делал в России?

Я им рассказал свою историю, причем со всеми подробностями, но приврал много разных деталей. В общем, Маринине то, что я наплел, точно понравилось бы.

- Я связался с такими аферистами. Они у меня в Баку квартиру отобрать хотели. В N привезли, шантажировали. Угрожали в Баку моей матери. Некоторое время я, даже можно сказать, был в состоянии заложника.

- Да ладно!- усмехнулся орел. Я понял, что ляпнул лишнее.

- Фигурально сказать - заложника. Ну, если у человека отбирают паспорт, как это можно назвать? Едва деньги достал на дорогу, - это я сыграл на опережение, чтоб орлы не вымогали, - теперь вот почти без денег еду, попутчики подкармливают.

- Да... Хорошо. Колюще-режущие предметы везешь с собой?

- Нет, что вы.

- А если проверим?

- Проверяйте, - я пожал плечами.

- Хорошо, ты пока выйди, а тот парень пусть зайдет.

Паспорт остался пока у них. Иду к себе на полку, а сам думаю: "А ведь ножик-то у меня есть, которым я колбасу резал. Вдруг проверят и докопаются. Конечно, формально-то это не холодное оружие, но повод придраться у джигитов найдется. Сейчас же по всей планете идет 'вихрь-антитеррор'. ".

Парень вышел из купе. По-азербайджански его спрашиваю, чтобы орлы не поняли:

- Чего менты хотели-то?

- Деньги, - ответил он.

- Сколько?

- Пятьдесят рублей.

А у меня всего-то восемьдесят рублей. А впереди еще - тот лезгин в вязаной шапочке, российская и азербайджанская границы, и наши менты, требующие "уважительного" к себе отношения. Где столько бабла взять?

Менты, наконец, открыли дверь и молча отдали мне паспорт. Я пошел к себе.

Где-то под Кизляром зашли две женщины-аварки, занимающиеся алвером, и я купил у них йогурт за десять рублей. Сели рядом, поболтали с ними за жизнь. Один мужик спрашивает их:

- Ну, как живет Дагестан?

- Бедно.

- А мужья ваши что делают?

- Водку жрут и яйца дома греют.

Я рассеялся от души.

- А спокойно ли в вашем регионе? Чечня ведь рядом, - спросил я.

- Спокойно, - отвечали женщины, - Надоела нам всем эта война, хочется спокойной жизни.

Черт побери, а кто ее не хочет! Расспросили еще о чем-то.

- Эх, почти ничего не продали, - посетовали аварки и ушли.

У меня оставалось всего семьдесят рублей и три мамеда. И, - только никому не говорите, ладно - пятьдесят долларов. Я их так и не потратил. Было поздно, и я уснул.

Проснулся уже в Дербенте, там Россия при выезде производит паспортно-визовый контроль. Из поезда было видно гору, верхушка которой была покрыта снегом. В точности картина - как на наклейке с минеральной водой.

Пришла добродушная пухленькая русская тетенька в очках, проверила паспорта и удалилась.

В соседнем вагоне ехала пара азербайджанцев, муж и жена, причем женщина была в положении. Где-то в России у них украли чемодан с документами и деньгами. Остаться без документов в дороге, в другом государстве - хуже, чем без штанов. Без штанов, в принципе, можно доехать, а вот без паспорта - нет. В Дербенте их высадили для выяснения личности.

Я иду по коридору, навстречу мне проводник.

- Я тебе давал таможенную декларацию?

- Нет.

- На, возьми.

Ну, какая публика со мной ехала, я вам описал уже. Явно, Сорбонны не кончали, а про Оксфорд и не слышали. Некоторые и на родном-то писать не умеют из-за введения латиницы. А тут на русском. Все просят меня, как самого грамотного. У меня даже ручка с собой была. Заполнил для себя. Все, как есть написал, я же не контрабандист, чтоб юлить. Так и написал: пятьдесят долларов, три тысячи манатов, семьдесят рублей, даже сорок украинских копеек указал, которые затерялись где-то в одежде. Видите, какой я честный.

Ой, а что мои спутники делали! Я, значит, за них пишу декларацию, а они называют только ФИО, и страны въезда-выезда, и там, где валюта, везде велят ставить прочерки. Ставлю прочерки. Но подписываться даю им . Подписываются. Сидящая впереди тетка из Казахского района прячет баксы в исподнее.

Заходят таможенники, молодые дагестанцы.

Начинается такой шмон! Ой, блин. Как обыск в квартире у Ленина, если верить советским фильмам.

Подходят ко мне:

- Декларацию!

Я им протягиваю свою, а они кричат : - Почему только одну!

Я говорю: - Я за себя отвечаю только.

Дал им и другие.