Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке Страница 18

Старые готтентоты

Рисунок по фотографии, принадлежащей директору миссии Вангельману. Вторая половина XIX в.

Проехав вперед 96 миль [около 180 км], мы поднялись на берег этой красивой реки и узнали, что находимся довольно еще далеко от оз. Нгами. Тогда мы решили оставить в Нгабисане всех быков и все повозки, за исключением самой маленькой, принадлежащей Освеллу, в надежде на то, что быки ко времени нашего возвращения наберутся сил, а сами двинулись дальше. Бечуанский вождь этой области разослал всему населению приказ – оказывать нам содействие, и мы были радушно приняты людьми племени бакоба, родственными по языку северным племенам. Сами они называют себя байейе, т. е. люди, но бечуаны называют их бакоба, – это название заключает в себе, в известной степени, понятие рабства. Бакоба никогда не воюют. У них есть предание, что их предки при первых же испытаниях войны, которым они подверглись, заболели медвежьей болезнью, а когда она прекратилась, они отказались воевать навсегда. Они всегда покорялись власти любой шайки, которая овладевала местностью, прилегающей к рекам, где они особенно любят селиться.

Готтентотский начальник Ян-Африканер и его жена

Рисунок по фотографии второй половины XIX в., принадлежащей миссионерскому дому в Бармене

Они делают себе весьма примитивные челноки, выдолбленные из цельного ствола дерева с помощью железного скобеля; если дерево бывает кривое, то и челнок делается кривым. Мне нравился открытый нрав этих людей, и я предпочитал сидению в повозке место в одном из их челноков. Я обнаружил, что они смотрят на свои примитивные челноки, как араб на верблюда. Во время своих поездок по реке предпочитают спать в челноках, а не на берегу. «На земле у вас, – говорят они, – есть львы, змеи, гиены и другие враги, но в челноке за тростником ничто не причинит вам вреда». Свойственная им робость является причиной частых посещений их деревень голодными чужеземцами. Когда мы плыли по реке, у нас в челноке стоял на огне горшок с варевом, а приближаясь к деревням, мы съедали его. Я считал, что, насытившись вдоволь, мы можем теперь с совершенным благодушием смотреть на всяких незваных гостей и в доказательство того, что нами съедено все до последнего кусочка, показать им горшок.

Поднимаясь таким образом по реке, живописно окаймленной по берегам лесом, мы доехали до большого, впадающего в нее притока. Это была р. Тамунк'ле. Я спросил, откуда она течет. «Она течет из страны, где много рек, так много, что никто их не сосчитает, и в той стране много больших деревьев!» Это было первым подтверждением того, что я слышал прежде от баквейнов, а именно что эта далекая страна не была «большим песчаным плато», как думали некоторые. С того времени все сильнее и сильнее овладевала мною надежда на открытие водного пути в совершенно еще не исследованную и густо населенную область, и когда мы достигли озера, то эта мысль заняла такое огромное место в моих планах, что само открытие озера казалось делом маловажным. Когда в моей груди впервые пробудились чувства, вызванные перспективой открытия новой области, я писал, что эта перспектива «может возбудить во мне такой энтузиазм, без которого никогда не совершалось в мире ничего прекрасного и великого».

Озеро Нгами

Иллюстрация к первому английскому изданию произведений Д. Ливингстона

Спустя 12 дней после того, как мы оставили в Нгабисане свои повозки, мы подошли к северо-восточной оконечности оз. Нгами и 1 августа 1849 г. спустились к широкой его части. В первый раз прекрасное зрелище глади этого озера открылось взорам европейцев. Направление озера, как представлялось по компасу, было с северо-северо-востока на юго-юго-запад. Говорят, что южная его часть выпукло изгибается к западу и что у своей северо-западной оконечности оно принимает в себя с севера р. Таукхе. Когда мы смотрели на юго-юго-запад, то не могли обнаружить горизонта: мы не могли составить никакого представления о величине озера, иначе как только по сообщениям жителей его окрестностей. Поскольку, по их словам, его можно обойти кругом в три дня, то, считая по 25 миль [46 км] пути в день, длина его береговой линии равна 75 милям [около 140 км]. По другим догадкам, представлявшимся мне позже, величина его окружности колеблется в пределах между 70 и 100 милями [130–185 км]. Оно неглубокое, потому что я много раз видел, как один туземец плыл от его северо-восточной оконечности на своем плоскодонном челноке на протяжении 7 или 8 миль [около 13–15 км], отталкиваясь шестом; из-за мелководья оно никогда не будет иметь большого значения в качестве торгового пути. В период, предшествующий ежегодному приливу воды с севера, озеро так мельчает, что скот лишь с большим трудом может подойти к воде по его заросшим тростником тинистым берегам. Берега у него всюду низкие; на западе есть один участок берега, лишенный деревьев; это показывает, что вода сошла с него очень давно.[6] Это – одно из многих доказательств усыхания страны, встречающихся в ней повсюду. На том участке лежит много погибших деревьев; некоторые из них завязли в тине под водой. Байейе, которые живут на озере, рассказывали нам, что когда начинается ежегодное наводнение, то вода несет не только огромные деревья, но даже антилоп, газелей и цессебе; деревья постепенно гонит ветром на противоположную сторону, где они вязнут в тине.

Когда воды в озере много, она бывает совершенно свежая, но с падением ее уровня она становится солоноватой, а вода, которая идет вниз по р. Тамунк'ле, оказалась такой прозрачной, холодной и мягкой, что чем выше мы по ней поднимались, тем более нам приходила в голову мысль о тающем снеге. Мы обнаружили, что эта местность по сравнению с той, из которой мы приехали, является, несомненно, впадиной, самое низкое место которой занимает оз. Кума-дау; точка кипения воды, показанная гипсотермометром, находилась только между 207,5 и 206° [78,2 и 77,6 °C], допуская высоту не более 200 футов [около 70 м] над уровнем моря. Значит, придя сюда с Колобенга, мы спустились более чем на 200 футов [70 м]. Это – южная и самая низменная часть большой речной системы, большие русла которой ежегодно наполняются водой тропических дождей. Небольшая часть этой воды, которая производит наводнение в областях, находящихся далеко на севере, заходит на юг до 20–21 ° ю. ш. – широты северной оконечности озера, и, вместо того чтобы затопить местность, вливается в озеро, как в бассейн. Вода сходит по р. Ембхарраг, разделяющейся на две реки – Тзо и Таукхе. Река Тзо, в свою очередь, разделяется на Тамунк'ле и Мабабе. Тамунк'ле вливается в Зоугу, а Таукхе – в озеро. Наводнение начинается в марте или апреле, и стекающие вниз воды находят себе путь в руслах всех этих рек, высохших к этому времени на всем своем протяжении, за исключением лишь нескольких болотистых мест, чередующихся с длинными промежутками сухого дна. Само озеро очень низкое. Зоуга является только продолжением р. Тамунк'ле, и один рукав озера доходит до того места, где кончается одна и начинается другая. Тамунк'ле – узкая и мелкая река, тогда как Зоуга – широкая и глубокая. Никогда не наблюдалось, чтобы узкий рукав озера, который выглядит на карте продолжением Зоуги, принимал другое направление. Вода в нем – стоячая, как и в озере.