Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы (сборник) Страница 19

– А пойдет по твоему следу человек, – говорил Кошурников, – застанет его тут ночь – спасибо скажет. Закон тайги. Только бересту надо обязательно снять топором, а то кол моментально сгниет, превратится внутри коры в труху.

А один раз Кошурников показал ребятам старое кострище соболятников. Оно давно обросло травой, на плотной, слежавшейся золе лежала полуистлевшая палочка с зарубками.

– Вчетвером шли, – заметил начальник экспедиции. – Русские – не тувинцы и не тофы. Лет двадцать назад. Еще живая тайга на Казыре сплошь стояла…

И он рассказал, как прочел эту старую страничку лесной книги. Ребята уже беспрекословно слушались Кошурникова – в тайге он был хозяин. Сегодня дрова заготовили – лучше не надо, да и работой Кошурникова они остались довольны: шалаш получился на славу, непродуваемый, уютный. Все спали эту ночь без просыпу и, хорошо отдохнув, встали пораньше.

Еще в полутьме вышли на берег, к плоту. От реки тянуло холодом, наискось бил снег – мелкий, сухой и колючий. Алеша зябко поежился:

– Форменная скотина.

– Кто?

– Саянский бог.

– Ничего, на гребях согреемся, – сказал Кошурников, спрыгнув на плот.

– Лишь бы в залом не врезаться. – Костя еще не опомнился от вчерашнего испуга.

Но сегодня плот не мог разогнаться – мешал ветер. На тихих плесах он останавливался совсем, и приходилось толкаться шестами. А у русла Катуна, где стремительная речушка образовала шиверу, плот ударился о камни, накренился и застрял. Вода залила сапоги, мешки с продуктами. Кошурников первым спрыгнул в ледяную воду. Скользя на камнях, нажали плечами стяжки. Столкнули быстро, но Костя никак не мог унять дрожь, которая сотрясала все тело. Руки не держали гребь.

– А что скажет Европа? – спросил Кошурников, улыбаясь. У него тоже зуб на зуб не попадал, но передняя гребь ходила широким полукругом – начальник грелся. – Европа-то что скажет?

Костя не ответил. Он сел на мешки, втянул голову в плечи и стал похож на воробья зимой. Пришлось приставать к берегу, кипятить чай и сушиться. Пропало два часа драгоценного дневного времени.

К вечеру ветер стих, плот пошел лучше. Изыскатели повеселели, хотя берега Казыра в этих местах представляли собой безотрадную, жуткую картину – начался гибник, о котором говорил Громов. Лесные вредители когда-то сожрали всю зелень, и сейчас тайга погибала: темные голые стволы подтачивались червями и падали наземь. Неприятно было смотреть на костлявые деревья: обреченностью, смертью веяло от них. Среди этих лесных скелетов пришлось и ночевать. Когда ребята отошли от костра за дровами, Костя шепнул:

– Ты знаешь, Алеша, бок у меня что-то болит…

Журавлев расширенными глазами глянул на товарища. Вверху зловеще поскрипывали мертвые сучья.

– Дышать тяжело…

– Ты не руби, Костя, я сам. Дуй к костру. Михалычу надо сказать.

– Если не пройдет, завтра скажу.

Кошурников хлопотал с ужином.

– Сколько нам еще плыть, Михалыч?

– Да половины еще нет. Ты понимаешь, Костя, коренной водой тут за недельку проскочить можно – день подлиннее, да и река опупком, как говорят сибирские плотогоны. А сейчас воды мало, река корытом идет. Но ничего, проскочим! Давай-ка за супец…

Кошурников снял с костра ведро, из которого дразняще пахло оленьим мясом. За ужином Костя был необычно молчаливым, ел неохотно и мало. Кошурников внимательно взглянул на него раза два, но ничего не сказал. Скрутили козьи ножки, задымили. Вскоре Костя закашлялся, сплюнул на вишневые угли, полез в полушубок. Кошурников хотел было сказать ему, что в костер плевать нельзя – есть такие добрые законы тайги: в костер не плюй, ручей не погань, хлеб не кидай, зря не убивай, в зимовье не свисти. Но с Костей творилось что-то неладное, и Кошурников промолчал. Подхватил ведро и спустился к реке потереть его песочком. Когда вернулся, ребята уже дремали, и ему не хотелось тревожить их. Но сам он был неспокоен. Снова пошел снег, а главное, вода у берега покрылась тонкой ледяной корочкой. Оттают или нет эти забережки завтра?

«14 октября. Среда

Ночевка на правом берегу реки Казыр на пикете 2480. Весь день была отвратительная погода, шел снег, и дул сильный встречный ветер, который очень задерживает плот…

К вечеру ветер стих, плот пошел лучше. В четырех километрах ниже Катуна долина Казыра сжимается. Начинают показываться скалы, непосредственно падающие в реку то с правого, то с левого берега. Скалы невысокие, метров 10–12, а выше идет спокойный косогор градусов 8-12. Склоны гор покрыты погибшим лесом, начиная чуть не с самой Запевалихи…»

Забереги не оттаяли к утру, плот обтянуло тонким льдом, будто стеклом, и Алеша долго скалывал его с бревен, чтобы не было скользко стоять у греби. Только отплыли – пошел снег, редкий и неприятный. Пахнуло зимой. Черные берега на глазах становились пестрыми, а под берегом уже тянулась сплошная белая полоска снега.

«Неужели зима? – тревожно думал Кошурников. – Еще бы дней десяток погожих, и проскочили бы». Но непредвиденные задержки подстерегали на каждом шагу. Кто мог знать, что в начале их пути Казыр будет так петлять? Изыскатели ведь плыли целый день, а на самом деле крутились почти на одном месте. Потом встречный ветер. Сколько километров потеряли они, толкаясь шестами? Плот еле двигался вперед, и, чтобы сэкономить силы и обсушить захандрившего Костю, они вынуждены были пристать к берегу. Что же ждет их сегодня? Какой подвох подготовил Казыр?

Плот стремительно несся вперед. Сквозь снегопад стали видны впереди белые барашки.

«Шивера! – мелькнуло у Кошурникова. – Только бы не сесть!» Удар! Бревна зацепились за камни, вода плеснула поверх, но вот плот развернуло, столкнуло с переката.

А день только начался. Вскоре изыскателей подстерегла коварная шивера – плот намертво заклинило посреди реки в камнях.

Если бы Косте рассказали раньше, что сможет он во время снегопада спрыгнуть в ледяную воду по пояс и мучительно долго толкать плечом тяжеленные бревна, то он не поверил бы. Главное, эти бревна ни на миллиметр не поддавались, будто примерзли к скользким казырским валунам. Но другого выхода у изыскателей не было. Плот не бросишь посреди реки хотя бы потому, что до берега живым не доберешься. Кроме того, на плоту хлеб, мясо и табак…

Кошурников с холодной яростью подавал команду, налегая плечом на толстую стяжку. Они раскачивали плот постепенно. Сначала одну сторону, потом другую. Выворотили впереди два камня, но конца мучениям не видно – нагруженный плот сидел прочно. Так прошел почти час. Ледяная вода парализовала всякую волю. Костя уже не мог стоять в воде – его сбивало струей.