Михаил Шевцов - Дорога в Ауровиль Страница 2

Помню, на дворе стоял тысяча девятьсот девяносто третий год. Я работал в ансамбле композитора и гитариста Константина Никольского. Впрочем, слово «работал» для того времени не очень подходит. На самом деле мы перебивались, как могли, от одного случайного концерта до другого. Редкие гастроли проходили в экстремальных условиях. Было в порядке вещей, когда после выступления администраторы вдруг исчезали в неизвестном направлении вместе со всеми деньгами, а иногда и с билетами на поезд или самолет. Не единожды мы выбирались из разных барнаулов и чимкентов на перекладных, благодаря лишь жалости проводниц или помощи местных жителей. Как-то летели в багажном отделении самолета. Один раз, брошенные в пустующем загородном доме отдыха под Днепропетровском, чудом поймали такси на трассе, чтобы доехать до вокзала. Нас было восемь человек вместе с сумками, инструментами, электроорганом и ударной установкой. Каким образом мы умудрились залезть со всем этим в обычную «Волгу» – для меня до сих пор загадка.

У всех были маленькие дети, поэтому каждая следующая работа воспринималась как манна небесная, несмотря на постоянную угрозу быть обманутыми.

Выступления проводились порой в совершенно неожиданных местах – например, в цирках или школьных спортзалах. Несколько раз играли на свадьбах у бандитов.

В тот раз нам предстоял концерт в Московском планетарии.

После настройки мы прошлись по холлу. Планетарий произвел интересное, но ветхое впечатления. Глобусы небесных тел стояли пыльные, и даже метеориты имели какой-то подержанный вид.

Затем мы вернулись в небольшую комнату, выполнявшую функцию гримерки. До начала концерта оставалось совсем немного времени, когда распахнулась дверь, и в комнату ворвался Редькин. Это был наш администратор – человек выдающихся способностей. Обладал, например, потрясающим даром убеждения.

Как-то уезжали мы на гастроли. Сели в поезд. Поехали. Никольский начал рассказывать о концерте Билли Джоэла, на котором был вчера. В купе зашел Редькин. С минуту послушал. Потом сделал круглые глаза и воскликнул:

– Какой концерт? Не было же вчера концерта! Отменили его!

– Как не было? – растерялся Костя.

– Так не было, – уверенно сказал Редькин. – У него аппаратура не пришла.

Мы с сомнением посмотрели на Никольского. Он потом говорил, что в тот момент в голове у него промелькнула мысль: «А может, действительно никакого концерта не было?»

В общем, уникальный человек был Саша Редькин. Правда, использовал свои способности далеко не всегда там, где нужно. Идея провести концерт в планетарии, думаю, принадлежала ему.

Влетев в гримерку, он воскликнул:

– Народу – полный зал!

– Вот видишь! – сказал Никольский. – А говорите, музыка никому не нужна. На самом деле все наоборот. Работать просто надо хорошо. А не отговорки придумывать – почему концертов нет.

Редькин ощетинил усы.

– Костя, родной, ты не понимаешь! Здесь же планетарий! Сюда ходит тонкая интеллектуальная прослойка! Таких мест в Москве – раз, два и обчелся.

Зал был действительно полон. Мы сыграли несколько песен. Получили хорошую порцию аплодисментов. Затем приступили к самой известной. Я начал вступление. Никольский спел первую фразу: «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант…»

В этот момент в зале быстро и плавно погас свет. На потолке зажглись звезды.

«…Расправил нервною рукой на шее черный бант…» На второй фразе взошла Луна.

Клавиш не видно было вообще. Сидевшие в зале люди тоже растворились в темноте. Было ощущение, что играем мы ночью где-то в чистом поле, неизвестно для кого. Ускоренные движения небесных сфер создавали ощущение полного бреда. Организм вошел в ступор, и только пальцы шевелились как-то сами по себе, без участия мозга.

В конце песни небо посветлело, и начался красивый рассвет. В зале материализовались зрители. На последнем аккорде они встали со своих мест и долго и торжественно аплодировали нам…

– Костя, родной, ты не понимаешь! – оправдывался после концерта Редькин. – Это новое слово в искусстве! Ты видел, какой успех?!

Дав зарок не издавать больше музыкальных звуков, я торжественно состриг длинные волосы и снова потянулся к перу. Разумеется, необходимо было подумать и о хлебе насущном. Я устроился в крупную контору, занимающуюся торговлей аудиооборудованием. Мои обязанности заключались в разработке и проведении политики закупок, продаж и рекламы, а денежное вознаграждение складывалось из небольшого оклада и ежеквартальной премии, представлявшей из себя процент прибыли по вверенным мне направлениям. Премия эта, как показывал опыт коллег, могла получаться достаточно внушительной. То есть наблюдалась вроде бы прямая зависимость заработка от результатов деятельности.

Я с головой окунулся в работу, надеясь самоотверженным трудом поднять свое благосостояние: разрабатывал рекламные материалы, публиковал статьи, проводил семинары для дилеров. Я допоздна засиживался в офисе, игнорируя перекуры и обеденные перерывы. Когда подоспело время получать премию, вдруг обнаружил, что продажи по моим направлениям упали. Расстроившись от такой несправедливости, я сбавил обороты. В самом деле, зачем стараться, лезть из кожи вон, если мои заработки при этом уменьшаются? Есть у меня зарплата, что-то еще капает сверх того – стоит ли надрываться? Все равно ведь с голоду не помру.

В следующие три месяца я снизил активность, по сути, занимаясь только делами, требовавшими завершения. Очередная премия оказалась в два раза больше! Обнаружилась странная закономерность – чем меньше работаешь, тем больше получаешь денег. В дальнейшем, желая убедиться, что это не случайность, я ради научного интереса попробовал еще раз поработать – результат заставил отказаться от дальнейших экспериментов.

Я не знаю, почему так происходит. У меня нет этому рационального объяснения. Те, кто действительно что-то создают, кто своим трудом обеспечивают жизнь общества, те, кто сеют, пашут, строят, лечат – самые низкооплачиваемые категории населения. В нашей конторе люди, от которых действительно зависит прибыль и само существование фирмы, годами сидят на одной и той же должности, изредка получая небольшую прибавку к жалованию, а чаще – грамоты (еще один потрясающий по своей лицемерности пример наследия «совка»). Те же, кто ни хрена не делает и мало что понимает, двигаются вверх по карьерной лестнице с головокружительной скоростью. Единственное, что для этого необходимо – умение держаться солидно и сохранять умное выражение лица.

Я перестал вообще что-либо делать. У меня появилась куча свободного времени: я мог сидеть в интернете, читать книжки (естественно, с монитора, так как внешние приличия заставляли сохранять вид озабоченного работой человека). Сначала я обрадовался такому положению дел, решив посвятить освободившееся время своим литературным опусам. Оказалось, что это практически невозможно. В отличие, как ни странно, от армии, офисная обстановка совершенно не способствует творческому процессу. Разговоры коллег, телефонные звонки и вопросы по электронной почте постоянно отвлекают и не дают сосредоточиться. Да и сама атмосфера, аура окружающего пространства, подавляет духовные вибрации и действует угнетающе. Я просто ничего не делал. Премиальные росли в геометрической прогрессии.