Петр Перминов - Улыбка сфинкса Страница 2

Плато Кафр ас-Самман, на котором высятся пирамиды Гизе, давно уже стало излюбленным местом отдыха каирцев, приезжающих побродить в тени пирамид Хеопса и Хефрена. Окрестности пирамид Гизе давно объявлены заповедной зоной, но тем не менее в 70-е годы здесь выросли целые поселки загородных вилл египетской элиты, протянувшиеся от пирамиды Микерина до туристического комплекса «Сахара-сити». Заповедный облик Гизехского некрополя был восстановлен лишь в конце 1981 г., когда президент Мубарак приказал снести все без исключения виллы, построенные вблизи пирамид. Бульдозеры, сровнявшие их с землей, не пощадили и загородную резиденцию Садата.

Нескончаемый поток местных и иностранных туристов создает немало забот египетской Службе древностей, которая явно не справляется с функциями поддержания порядка и чистоты в районе пирамид Гизе. Ответственные лица ссылаются на нехватку денежных средств и людей не только для этих целей, но и для обслуживания всех туристов. Как всегда в таких случаях, в дело вмешивается частный сектор. На каждого иностранца, появляющегося в районе Большой пирамиды, со всех сторон набрасываются погонщики ослов, верблюдов, лошадей и просто гиды и наперебой предлагают свои услуги.

Гомон, крики, пыль. Вот лукавый шейх с загорелым морщинистым лицом ударяет верблюда палочкой под колена, заставляя его опуститься на землю и демонстрировать подседельные попоны и медные колокольчики, которыми он в изобилии украшен. Однако неопытного туриста, доверчиво согласившегося взять гида из этой компании, ждет горькое разочарование. Дело в том, что проводник в районе пирамид — это потомственная профессия, которой из поколения в поколение занимаются жители нескольких деревушек, расположенных в районе Гизе. Долгие годы общения с иностранными туристами научили их самым изощренным методам вымогательства. Книги как древних, так и современных путешественников, посетивших пирамиды Гизе, заполнены жалобами на плутовские проделки этих хитрецов.

Вот как описывает их в своей книге «Патриархи земледелия» русский метеоролог и агроном И. Н. Клинген, побывавший в Египте в конце прошлого века: «Мгновенно обступили нас нового вида добытчики, и на этот раз более опасные, потому что они были организованны, дисциплинированны и слушались во всем своего шейха, который пришел собрать с нас законную дань владетеля за право восхождения на пирамиды… Они схватили нас и повлекли к пирамидам, до которых было еще довольно далеко. Начался подъем. Я не горец и никогда не был быстроногим альпинистом, хотя, обладая выносливостью, не раз карабкался с успехом на высокие кручи и горы, но не помню, чтобы когда-нибудь подъем давался мне с таким трудом. Кажется, что секрет заключался в том, что, при восхождении на гору, вы идете обыкновенно осторожным, мерным шагом, отдыхаете так часто, как вам захочется, — здесь же арабы, делая вид, что поддерживают вас, на самом деле почти вовсе не помогают, быть может, намеренно запаздывая напрячь усилие там, где это вам в данный момент необходимо, а вместе с тем они слишком быстро увлекают вас наверх и не дают передохнуть ни минуты. В результате — быстрая усталость, дрожание ног и страшная одышка. Пройдя немного более полдороги, я чувствовал, что задыхаюсь. Догадались ли арабы по моему лицу, или просто мы достигли удобного пункта, но только они сами усадили меня на выдающийся камень и обратились в участливых сиделок. Старший из них, почтеннейший старшина Магомет — сын Сулеймана, с красивым выразительным лицом праведника древнейших времен, с ласковой укоризной начал меня усовещивать: „Так нехорошо, куда торопиться, сердце лопнет, удар будет, смерть будет, нездоров будешь“, — строго заключил он, покачивая головой, и осторожно, как нежнейшая мать, растирал мне сердце. Второй проводник, добродетельный Сулейман — сын Гуссейна, делал усерднейший массаж ног в то время, как добрейший Али — сын Дезуки, без всякой надобности бережно схватил меня под мышки, и, наконец, откуда ни возьмись, какой-то четвертый благодетель, назвавшийся Ибрагимом — сыном Файди, в то время, когда я почти уже не мог пошевельнуть пальцем в объятиях моих новых друзей, чуть не насильно вливал мне в горло свежую родниковую воду из длинного восточного кувшина. Теперь четыре благороднейших сердца бились несомненно в унисон, творя с увлечением доброе дело… Было от чего пролить слезу неподдельного умиления. „Ты кто, господин? Ты не франк? Ты не англичанин? Ты кто будешь?» — наивно-добродушно приставали они. Я сказал. „А, москов! Любим москов, москов хороший человек!“, и они удвоили свои заботы…

„Мы на все готовы для доброго москова, — пели хором добрые арабы: Для щедрого москова, москов богат и щедр, он не обидит бедных арабов, он даст им сейчас же по два франка, только по два небольших серебряных франка, потому что, увы, шейх, их повелитель, не даст им и понюхать из условной суммы, а что может сделать бедный араб против могущественного шейха“, и они разом опускали смиренно головы при слове „бедный араб“ и гордо поднимали их и вскидывали пальцы, упоминая о шейхе. Медом текла их ласковая речь. Ритм задушевных вздохов сопутствовал им, переводя из тона в тон всю сложную гамму искреннего душевного волнения. „Москов добрый! Уу, добрый! Он даст бакшиш, москов даст 2 франка на каждую душу“! — хором кричали они, и все разом тянулись ко мне руки их… Теперь они ластились ко мне, как лукавые кошки, и я даже чувствовал, как они слегка обшаривали мои карманы. Идиллия кончилась. Роковое слово „бакшиш“ слетело с их уст и разрушило все очарование…».

Раздав бакшиш, Клинген подумал: «„Ну, теперь конец, кажется, весь репертуар кончен“, и, вздохнув с облегчением, начал раздвигать подзорную трубу. Не тут-то было. „Разве господин не захочет посмотреть на нашего молодца Ибрагима, как он сбежит в один миг с пирамиды и взлетит, как горный дух, на соседнюю гладкую, как стекло, пирамиду? Это чудо, господин, и только за один франк с персоны!“ Я хотел было уже пожелать всей этой честной компании отправиться к их подозрительным родичам, но тут заинтересовалась вся молодежь, и торг был заключен. Ибрагим с ловкостью птицы буквально вспорхнул, а не сошел с огромной Хеопсовой пирамиды, на которой мы стояли, и, как белка, стал карабкаться на гладкую пирамиду. Глазам не верилось, когда часы отмерили всего только 8 минут в момент появления его на вершине высокой пирамиды Хефрена, а на нее взбираться вдвое труднее и опаснее, чем на нашу»{2}.

Сегодня власти не рекомендуют туристам взбираться на вершину пирамиды Хеопса — слишком много несчастных случаев произошло в последние годы. Да в этом сейчас и нет небходимости.