Сергей Иванов - Америка глазами заблудшего туриста Страница 20

С завхозом мы быстро нашли общий язык. Он с интересом расспрашивал меня, недавно прибывшего из развалившегося Союза. И на мои вопросы об Израиле тоже охотно отвечал. В отношении же своей религиозности он дал мне понять, что материальная жизнь диктует и приходится выживать по правилам, не им писаным. Советовал мне: в школе не касаться этой темы с кем попало.

Школа для девочек. По утрам их привозили на специальных, жёлтых автобусах. Не все девочки могли самостоятельно выйти из автобуса и забежать по ступенькам в школу. На каждый автобус приходилось по несколько врожденных инвалида, которых транспортировали на инвалидных колясках.

Такое количество детей-инвалидов мне показалось неслучайным. Генетические издержки упрямых национальных и религиозно-идеологических принципов.

В это же время, трудоспособная жертва иной, атеистической идеологии (к тому же — несостоявшийся космонавт), уже вспотевшая, тягала листы фанеры из машины в школу.

Сам процесс моего трудового участие в школе для еврейских девочек ничего интересного не представлял. А вот школа была специфическая. В ней имелась огромная столовая с несколькими десятками длинных армейских столов. Везде плакаты на нечитаемом языке, но по их форме нетрудно было догадаться о содержании. Все они, вероятно, о каком-нибудь Единственно Верном и Вечно Живом Учении. После разгрузки фанеры и прочего строительного материала, мы зашли с бригадиром в какую-то каптерку, забитую всяким агитационным хламом, и он, понося совсем нерелигиозной бранью беспорядок в кладовке, стал рыться в поисках нужного плаката. Здесь я ничем помочь ему не мог. Он откопал какой-то рулон, развернул метра полтора, прочитал начертанный на нём отрывок Учения, выругался и призвал меня к поиску ещё двух-трёх таких же рулонов, так как найденный кусок был лишь одной из составных частей необходимого. Роясь в пыльных залежах плакатов и транспарантов, я хохмил о том, что независимо от общей биологии и различной идеологии, в любой советской школе также есть такие каптёрки с идеологическим хламом, который каждый год вытаскивают, отряхивают от пыли и выставляют на самые видные места. А по окончанию праздника, всё это обратно сбрасывают в кучу в каком-нибудь подвальном помещении, до следующего торжества. Особенно забавным бригадиру показалось то, что в советских школах много таких же плакатов, но о том, что Бога — нет. И всякая религия — опиум для народа. Последнее замечание о народе вызвало у него особый интерес.

Отыскав все три рулона, три составные части, мы перетащили их в столовую, где и развесили, превратив оную в место не просто для приёма пищи.

Пока мы обеспечивали пищу духовную, польские коллеги ловко накрывали армейские столы полиэтиленовыми скатертями.

Когда все было готово к завтраку, после обычного звонка, на перерыв из классов шумно повалили дети и заполнили столовую. Процедура приёма пищи проходила строго по уставу. Из громкоговорителей завопила молитва, которую нестройным хором повторяли школьницы. Завтрак проходил ужасно шумно, молитвы проигрывались до окончания трапезы. Содержание песнопения мне было абсолютно непонятно, всё звучало отталкивающе громко и по-восточному занудно. Такое звуковое сопровождение никак не могло содействовать приятному аппетиту. Возможно, по этой причине почти все продукты, кроме фруктов, остались едва тронутыми. Молитва отгремела, воспитатели дали команду, и девочки шумно покинули столовую.

Пока мы с бригадиром мастерили из фанеры заградительные щиты для перекрытия входов в школьные коридоры и на другие этажи, польские работницы столовой лихо сворачивали одноразовые скатерти вместе с оставшимися завтраками. С каждого стола снимался огромный, мешкообразный сэндвич в пластике. Средний такой сэндвич на выброс, содержал в себе несколько батонов свежего нарезанного хлеба, несколько открытых и едва тронутых пакетов молока, остатки сыра и масла. Этот продуктовый сверток упаковывался в большой чёрный пластиковый мешок для мусора и оставлялся в проходе между столами. Когда все остатки завтрака были убраны со столов, гориллообразный чёрный работник завязывал эти мешки и грузил их на тележку. Все это он вывозил на улицу и сваливал в кучу.

Спустя несколько часов, в том же порядке и с таким же шумом проходил обед. После обеда этому работнику-негру приходилось вывозить из столовой в двое больше. На улице, в стороне от центрального входа в школу, у проезжей части, тротуар был завален огромной кучей из чёрных пластиковых мешков с продуктами. А во второй половине дня подъезжала мусорная машина, и работники ловко забрасывали их в утробу своего специального грузовика. На тротуаре становилось пусто и чисто. До следующего завтрака. И так каждый школьный день.

Время от времени, мы устраивали себе короткие перерывы с кофе (coffee-break). Местом для этих кофейных перекуров служила подсобная комната в столовой. Польские работницы общепита щедро угощали нас кофе с бутербродами и болтовней. В разговоре с ними я выразил свое удивление по поводу такого варварского отношения к продуктам питания, словно это — непотребный мусор. На моё замечание, польские коллежанки чуть ли не хором спросили меня: как давно я в Америке? Когда они услышали, что я здесь всего лишь вторую неделю, они наперебой стали уверять меня, что я ещё повидаю немало подобного в отношении продуктов. Из их комментариев следовало, что в этой стране понятие о грехе несколько иное. Если это легально и доходно, то таковое не может быть грехом. Доходный бизнес — свят и уважаем!

Наш бригадир поинтересовался: о чём это мы щебечем на своем языке, да так оживлённо. Одна из полек, говорящая по-английски, ответила ему, что новый работник имеет некоторые замечания по поводу организации труда и рационального использования продовольствия. Завхоз пожелал услышать постороннее мнение о его школьном хозяйстве.

— Выбрасывать ежедневно такую массу качественных продуктов — это просто грех. Когда на улицах столько неприкаянных бездомных, — осторожно высказал я свои впечатления об их расточительном отношении к продовольствию.

— И что же ты предлагаешь нам предпринять с нашими продуктами или бездомными? — спросил меня завхоз.

— Я думаю, вам следует как-то подрегулировать порции продуктов, чтобы меньше оставалось отходов. Или что-то делать с остатками продуктов, пригодных к употреблению. Например, организовать раздачу этих продуктов нуждающимся людям. Я полагаю, что если ваша школа станет известна, как место, где можно бесплатно получить хлеб, молоко, сыр и масло, то найдётся немало людей, которые с благодарностью воспользуются вашей помощью. Может быть, это будет несколько хлопотнее, чем просто сваливать всё со столов в мешки и выбрасывать, но это было бы разумней, — изложил я свое предложение.