Дмитрий Шпаро - К полюсу! Страница 21

Две станции организует Россия — на острове Сагастырь в дельте Лены и в Малых Кармакулах на Новой Земле. Две станции организуют американцы. Одной из них, самой северной в мире (форт Конгер, широта 81°44'), руководит лейтенант Грили.

Многое удивит современного читателя в описании этой зимовки.

Кроме эскимосов-охотников, никто из зимовщиков не имел ни малейшего полярного опыта. Все они — офицеры и матросы — не обладали необходимыми научными познаниями. На станции царила военная субординация, дух военной казенщины.

Странно читать в дневнике Грили: «Я был вынужден разжаловать сержанта Линна в рядовые за непочтительные замечания, которые он себе позволил».

Или такие записи: «3 сентября. Срок службы рядового Уислера сегодня закончился, после чего он уволен в отставку... 4 сентября. Уильям Уислер вновь поступил сегодня на службу в звании рядового».

Подобные порядки у многих вызывали протест. Доктор Пэви, например, решил не возобновлять контракт о службе в армии, а затем отказался подчиняться распоряжениям Грили, за что и был посажен под арест. А старший офицер, лейтенант Кислингбэри, был уволен в самом начале зимовки и в дальнейшем — три года! — «не исполнял более никаких обязанностей». Правда, Грили отмечает, что Кислингбэри «не раз пополнял наши запасы свежей дичью и тем принес достаточно пользы».

Так или иначе, зимовка проходила вполне благополучно. У самого Грили вера в необходимость строжайшей дисциплины сочеталась с мягкостью и снисходительностью. А главное — в нем жил дух первооткрывательства. Участники экспедиции не только пунктуальнейшим образом выполняли программу плановых научных работ, но и провели несколько санных походов. В одном из них отряд лейтенанта Джеймса Локвуда ценой неимоверных усилий достиг рекордной широты — 83°24'.

Зимовка была рассчитана на год, но пароход «Протей» не смог пробиться к форту Конгер, а еще год спустя, уже во время повторной попытки, был затерт и раздавлен льдами.

Грили не знал этого. Прошла вторая, «сверхплановая», полярная ночь, кончалось лето. Надежда на помощь таяла с каждым днем. Продуктов оставалось совсем немного, и третья зимовка могла стать роковой.

Грили решил попытаться собственными силами пробиться на юг, к датской колонии в Годхавне. Но сделать это до наступления морозов, до наступления полярной ночи не удалось. Сложенная из камней хижина стала приютом на зиму.

1883 год. Дневник Грили:

Г р и л и  А. Три года в Арктике. 1881—1884. Л, 1935.

26 октября. Сегодня последний солнечный день, за которым последуют сто десять долгих темных дней. Как-то мы проведем надвигающуюся полярную зиму? Вот вопрос, на который я не могу ответить. Вчера вечером Райс читал нам вслух обрывки газеты. Жалкая эскимосская лампа, дающая очень мало света, стояла совсем близко от чтеца. Кое-кто возражает против расхода жира для этой цели, но я твердо стою на том, что наш ум не должен оставаться совсем без пищи, иначе мы неизбежно дойдем в течение наступающих месяцев до помешательства.

Нынешний наш паек по-прежнему будет выдаваться до 1 ноября, после чего он будет понижен до 180 граммов хлеба, 120 граммов мяса, 120 граммов овощей и т. д., а всего 420 граммов пищи. При этом пайке партия может продержаться до 1 марта, когда у нас еще останется десятидневный запас, так что мы сможем переправиться С санями через пролив Смита.

27 октября. Вскрыли второй бочонок с собачьими сухарями. Всего около 25 килограммов оказалось более или менее пригодными для еды, тогда как все остальное представляло собой массу омерзительной зеленой плесени, которую доктор объявил вредной для здоровья. Поэтому я приказал выбросить ее вон. Однако и она была вся съедена без остатка некоторыми участниками экспедиции, у которых неистовое чувство голода было слишком сильно.

31 октября. Теперь мы собрали в одно место все наши запасы, находившиеся поблизости. Я, однако, решил предпринять путешествие к мысу Изабелла на 40 миль к югу с целью добыть 72 килограмма говядины, спрятанные Нэрсом в 1875 году. Это должно было дать нам около 30 дополнительных граммов мяса на человека в день, от чего, быть может, зависела наша жизнь в течение наступающей зимы.

Партия, состоявшая из Раиса. Фредерика, Элисона и Линна, отправилась в путь 2 ноября. 7 ноября, захватив с собою только сани, они поднялись на вершину мыса Изабелла.

Достав мясо из склада, путники немедленно двинулись в обратный путь, но прибрежный лед к северу от мыса Изабелла был так неровен, что лишь четырнадцать часов спустя измученная партия добралась до своего спального мешка. Они работали целый день, не выпив даже чашки чая, без всякой пищи. Элисон отморозил себе руки и ноги. «Бедный малый всю ночь кричал от боли», — рассказывает Фредерик.

Поутру 8 ноября горячая пища несколько подкрепила их, но Элисон вновь отморозил свои с трудом отогретые члены.

Утром 9-го числа Элисон настолько обессилел, что его товарищи должны были бросить мясо, ради которого они столько выстрадали. После 10 часов трудной борьбы они добрались с беспомощным, замерзшим человеком до нашего покинутого зимовья.

10 ноября они двинулись дальше, причем Линн шел впереди, поддерживая Элисона, тогда как двое других тянули сани, Низкая температура, доходившая до -32°, вскоре заморозила члены Элисона и склеила его веки. Фредерик говорит: «Мы старались удержать Элисона на ногах, но напрасно». Тогда они решили, что Райс должен отправиться вперед за помощью. Он прошел 25 миль за шестнадцать часов, чтобы принести нам эту ужасную весть.

Угрюмые и подавленные, выслушали мы это сообщение и стали совещаться о том, что делать. В 4 часа 30 минут утра я послал вперед Брэйнарда и Кристиансена с водкой и пищей.

«Мы старались отогреть Элисона, — рассказывает Фредерик, — но так как сами лежали совершенно беспомощные и дрожащие от холода, а бедный Элисон громко стонал от голода (его замерзшие губы не позволяли ему есть мороженое мясо) и от боли, то легко себе представить, как мы себя чувствовали.

После того как мы некоторое время оставались в мешке, последний смерзся так плотно, что мы уже более не могли повернуться и восемнадцать часов подряд вынуждены были лежать, не меняя положения, пока над нами не раздался ободряющий голос Брэйнарда.

Мы не могли выбраться из мешка тем же путем, каким залезли в него, и поэтому верхнюю часть мешка пришлось разрезать. Мы были не в силах стоять на ногах, наша одежда стала твердой, как дерево».