Галина Шевцова - Япония. В краю маяков и храмов Страница 21

Еще Масуда рассказывал, что в старину в Японии считали, что воины-японцы — это превращенные в людей черные собаки. А китайцы — обезьяны. Русские, естественно, медведи. Ну и так далее. И еще говорил, что в Киото и в Осаке, а также в других местах есть храмы Сугавара Митидзане — это был знаменитый ученый и политик эпохи Хэйан. При жизни он слыл большим умником. Но потом его по ложному доносу сослали на Кюсю, где он вскоре умер. И сразу после его смерти в Киото начались стихийные бедствия и эпидемии. Даже в императорский дворец молния попала! Тогда решили, что это гнев невинно осужденного покойного политика. И чтобы задобрить «гневного духа», стали строить ему храмы. Их теперь называют Тенман-гу. Туда приходят перед экзаменами нерадивые студенты и школьники и просят ученого Сугавару одолжить им немного ума.

А недавно у нас тут в университете новое развлечение появилось. Называется «любимчики». Барышни выбирают себе какого-нибудь сэнсэя и начинают по нему вздыхать. Пальму первенства в этом странном рейтинге занимает философ Куниката. Его выбрали в любимчики, по-моему, больше половины наших девчонок. Непонятно все же, чем этот щупленький лысоватый человечек «под каблуком у жены» и сильно за сорок привлек столько народа. Хотя нет, наверное, понятно. У него в глазах чертики, маячки. Не костры там, и не свечки, а хитрые такие маячки — неназойливые, но постоянные. Далее в рейтинге любимчиков следует смазливый молодой человек по фамилии Хиротани — канцелярист из деканата иностранцев. Как чего-то у кого-то с документами не в порядке или там другие проблемы, на доске возле входа пишут: такой-то и такой-то — к Хиротани. Этот Хиротани тоже почему-то очень популярен. Правда, моя соседка Маша, особа вполне здравомыслящая, вот какой фортель выкинула: едем мы с ней в университет и все никак не можем решить — в этот набитый автобус садиться или следующего ждать. Вдруг Маша мне говорит: нет, точно следующего ждем — там на скамейке сидит мой любимчик из деканата, я хочу с ним пообщаться. Гляжу на скамейку и представляю себе Хиротани. Но нет, там сидит какой-то старикан с родинкой на носу. Я говорю, Маша, а ты, случайно, не ошиблась, это же вовсе не Хиротани! А Маша мне — знаю, знаю! Просто я оригинальная и люблю этого. И садится рядом на скамеечку, здоровается, замирая от счастья. Так счастливая и сидит молча десять минут до следующего автобуса. Аж завидно.

Вот, а мне почему-то сосватали молоденького, толстенького, умненького и трогательного маменькиного сынка Масуду — любителя ужасов и привидений. И это при том, что он на уроках ест, пьет и икает! А когда садится, то ножки поджимает и на них животик укладывает. Честное слово!

А вот франт Саката почему-то успехом не пользуется. И Като тоже почему-то ни к кому в любимчики не попал, хотя, по мне, он самый интересный. Посмотрю на него, и так, знаете, солнечные зайчики в глазах маячить начинают. Я все не могла понять отчего. А недавно дошло — просто он на моего папу в молодости похож. И характером, и замашками, и даже внешне немного. Папа такой был, когда мне лет пять было. Хорошо помню — рубашка полосатая — коричневая с рыжим, рукава закатаны. Весна, суббота и солнечные зайчики. Помню, да…

Впрочем, хоть я к тому вовсе и не стремилась, с Куникатой у нас тоже постепенно возникает нечто вроде особой взаимной симпатии. Так бывает, когда двое знают какую-то общую тайну, что ли… А начиналось все с прикола. Сажусь в автобус от университета до метро, гляжу — там уже Куниката сидит. И ест палочками о-бэнто — такой обед в коробочке. Прямо в автобусе! А это в Японии считается довольно-таки неприлично. Я ему радостно: «А! Здравствуйте, сэнсэй!» Он так смутился, что чуть не подавился. Но вскоре он мне отомстил. Бегу утром в университет. На этого же самого Куникату, между прочим. И зря времени не теряю — по дороге заодно кофе с молоком из торгового автомата пью… Тут мне сзади кто-то по плечу — «Привет!» Я чуть не подавилась, потому что это был Куниката собственной персоной.

Дальше — больше. Захожу в набитый автобус и сразу понимаю, что у меня два варианта — либо полчаса стоять, либо сидеть на единственном свободном месте рядом с небезызвестным Куникатой. Решила я этот вопрос быстро в пользу Куникаты. Тем более что он меня все равно заметил. Уселась — смотрю, он толстую книгу читает. Спрашиваю: это греческий? Он говорит: почти так, древнегреческий. Я говорю: вот супер-то! А он: куда ж философу без этого. Я подумала, что наши философы так не считают. Тут он меня спрашивает: «Скажите, это правда, что вы из страны скифов?» Я чуть не упала. Ну-у-у, говорю, да! Уж как-как, а так меня еще никогда не называли! Из страны скифов, надо же… Впрочем — не так уж эта сентенция далека от истины, если разобраться. Тут он подпрыгивает, забывает всю свою вежливость, всплескивает руками, глаза его загораются мальчишеским восторгом, и он вопит на весь автобус: «Значит, это правда???!!! Ты оттуда??? Ура!!!» И добавляет уже потише и поспокойнее: «Я занимаюсь сопоставлением сюжетов мифов разных народов и особенно интересуюсь скифами!» (Да ты просто в них влюблен, подумала я…) Он: «А расскажи мне про скифов, что от них осталось, как это все выглядит?!» Надо сказать, что прошлым летом я как раз воспылала интересом к скифам, сарматам и иже с ними и по этому поводу по курганам порядком поездила. Да еще недавно выучила пару симпатичных японских выражений: «остатки древних цивилизаций» и «кочевые племена». Так что уж я развернулась! Куниката был в восторге — потребовал подробно изобразить ему степной пейзаж с курганами и скифскую бабу. Не сказала я ему, что абсолютно все сохранные скифские бабы сейчас перевезены с исконных мест обитания, пусть думает, что иногда они в степи стоят, так романтичнее. А он посмотрел на мой рисунок и сказал отрешенно так: «Вот оно, вот где, значит, миры пересекаются, вот где они, ворота…» А я ему: «Вы-то хорошо помните, куда вам назад вернуться?..» Он говорит: «Думаю, помню…» Никогда я скифов не видала. Не исключено, что как раз вот так они и выглядели, как наш философ.

Смешно, но и с франтом-грамматиком Сакатой я, кажется, начинаю находить общий язык. Это после истории про старорежимную букву «в», наверное. Саката меня к доске вызвал эту букву изобразить, а потом заявил, что моя «в» какая-то безжизненная. Пришлось привести доказательства ее жизненности: пририсовать усики и глазки. Смешной зверек получился: буква-то хвостатенькая!

Окрестности нашего университета я обычно обозреваю из окна автобуса. Небезынтересное зрелище. Вот, например, нечто неопознанное на дереве. Я сперва думала, что это здоровенные цветы. Типа каллы, только на ветках… Больше ничего похожего нигде не было, поэтому однажды пришлось из автобуса вылезти и смотреть. Но это были не цветы, а полиэтиленовые пакетики на каких-то плодах. От птиц, наверное. А еще — я видела из окна дяденьку средних лет на мотороллере. Вроде на первый взгляд — все чин чином. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в пространстве между сиденьем и его ногами (то есть фактически у него под коленями) стоит довольно большая рыжая пушистая дворняжка с хвостом-бубликом. Важно так стоит и едет по хозяйским делам, как будто просто иначе и быть не может. Но особенно я люблю вести наблюдения, ожидая автобуса на остановке «Мадани-дзютаку-3». Я туда спускаюсь из университета специально ради зрелищ. На «Мадани-дзютаку-3» напротив остановки дворик за прозрачным забором. А за ним частный дом и японская частная жизнь. Каждый раз видишь что-то интересное. Вот муж с работы на машине подъехал — заодно капусты полный багажник привез, вот дочка лет двенадцати двух подружек в гости привела и показывает свою большую пушистую собаченцию. «Вы, — говорит, — вот здесь у стенки стойте и не шевелитесь, я сейчас его выпущу». Открывает калитку, чудовище выбегает и начинает незнакомых девчонок обнюхивать, коленки голые носом щекотать. Девчонки в стену вжимаются и дрожат. То ли от страха, то ли от восторга, то ли от щекотки… Вот старшая дочь лет семнадцати рассказывает через забор соседке: «Я сладости готовить не могу, только приготовлю, никто их еще и не видел, как я их уже все — съела!»