Ю. Головнина - На Памирах. Записки русской путешественницы. Страница 21

Особенно лихою джигитовкою отличался Аслан-Бек, внук знаменитой Датхи «Царицы Алая», сидевший на прекрасной пегой лошади: для неё, кажется, не существовало, ни препятствий, ни усталости. Я до сих пор не понимаю, из чего сделаны эти люди и животные, и как такие ристалища обходятся в большинстве случаев сравнительно благополучно: очень часто на всем скаку лошадь падает вместе с всадником, и через них проносится вся толпа, — казалось бы разбит человек вдребезги. Ничуть не бывало: встал, встряхнулся, одним прыжком вскочил на лошадь и уже летит вслед промчавшейся толпе. Только один из упавших при = нас не сразу очутился в седле, а согнувшись постоял некоторое время на месте. Наши казаки не мало дивились на них: «нашему брату, ни в жизнь не усидеть бы», говорили они. В «улаке» принимают участие все: и бедные, и богатые, без различия социальных положений, с тою лишь разницею, что бедные берут получаемую награду себе, а богатые отдают ее нищим, присутствующим здесь (также, впрочем, верхом), но участия в игре не принимающими

Волостной старшина, несмотря на свое великолепие, оказался лишенным такта, что он и доказал, принимая неоднократное участие в игре: состязаться с ним серьезно несмел никто из подчиненных ему киргизов, козла уступали ему добровольно, вступая с ним в борьбу вяло и лишь для приличия, так что каждый раз, как он вмешивался в игру, победа оставалась за ним; раза два он даже брал с собою сына, мальчика лет двенадцати, которому участники и позволяли проскакать с козлом на седле и торжественно сбросить его перед нами. Игра, наконец, прекратилась; у козла повырваны ноги и весь он обращен в бесформенную массу, лошади еле дышат, бока их исполосованы нагайками, у людей красные, потные лица, нередко изукрашенные синяками и ссадинами. Все довольны, расселись отдыхать, да кстати и полюбоваться на «байгу», которая должна' была начаться тотчас же; участники её уже отъехали по степи за несколько верст.

Состязаться должны были 8 человек и всем им уже заранее были назначены призы: пришедшему первым — шерстяной халат или 3–4 рубля деньгами, второму—4 аршина ситца, третьему — нож, остальным 15–30 коп., так что обиженных не было совсем. Зрелище, собственно, вышло мало занимательным, так как хорошие лошади и наездники в байге участия не принимали: это развлечение досталось на долю мальчиков и подростков, которым хорошие кони еще в руки не даются; к тому же скачка в настоящем случае велась в гору. Вот, наконец, в облаке пыли показались скакуны, один из которых выдвинулся вперед и тяжелым галопом подскакал к нам; за ним, выбиваясь из сил, но еще менее успешно, подваливали остальные; только вдали еще мелькали отставшие, два мальчика 10–12 лет, лошади которых еле трусили рысцою и решительно отказывались, хотя бы на финише изменить свой успокоительный аллюр. Все, так или иначе уже подъехавшие к нам и получившие свои призы, имели вид победителей и посылали саркастические замечания по адресу отставших товарищей; лошади послед них рассудили очевидно, что теперь торопиться уже решительно незачем, и мальчуганы, изо всех сил нахлестывая своих клячонок, подъехали к рву торжественным шагом при дружном хохоте публики. Тем не менее однако, сойдя с лошадей, и они подошли к нам за наградою, которую и получили как должное.

Такое обилие развлечений за раз нас утомило, и мы торопились с обедом, чтобы пораньше улечься спать; последнее нам редко удается, так как возня с фотографией, чистка оружия и составление записок и заметок, требуют немало времени.

9 июля. Рано утром явился волостной, с которым мы произвели расчет за забранных баранов, молоко, и пр. Около 8 часов мы вышли по направлению к Бар-Дабе (Белая гора), которая лежит по ту сторону Алайской долины, у подножия Заалайского хребта. Мы так избалованы теперь разнообразием горных дорог, что этот переход нам показался скучным, а потому и длинным; все время тянется перед глазами ровная, зеленая долина с белеющим вдали снежным хребтом. Раздражало также обманчивое впечатление о дальности расстояния: нашему неопытному глазу казалось, что ширина долины совсем вздорная, версты 4–5, и что вот-вот мы будем в Бар-Даб, но время шло, а цель нашего перехода была все так же далека, как и прежде.

 К полудню мы, однако, подъезжали к приготовленным для нас юртам, с версту проехав по широкому, состоящему из речной гальки руслу р. Бар-Даба. В настоящее время река почти пересохла и лишь посередине её остался быстрый, шумящие ручей; весною же река разливается, и переезд через нее в стесненном горами узком проходе почти невозможен.

Наши юрты были раскинуты вблизи лагеря полковника М — го, производившая здесь свои работы. Из ущелья дул сильный, холодный ветер, изредка моросил дождь. Над самым лагерем рабочими М — го производится добыча необходимого для работ камня и, за неимением взрывчатых средств, самым примитивным способом: ломами, кирками и руками рабочие отделяют более или менее крупные глыбы камня, которые и спихивают под, гору. С шумом, похожим на выстрел, глыбы эти скатываются вниз, подпрыгивая как мячики и иногда разбиваясь на мелкие куски.

11 июля. Отсюда думаем идти на Кок-Су через перевал Кизил-Арт (14.000 фут.). С некоторым страхом гадаем о впечатлении, которое произведет на нас высота перевала: это нечто в роде ожидания морской болезни. Кое-кто из нас трусит, и доктор запасается на дорогу нашатырным спиртом, коньяком и гигроскопическою ватою на случай кровотечений носом. Затрудненным дыханием страдаем мы теперь все. Мурза не спал всю ночь от одышки и головной боли.