Тахир Шах - Год в Касабланке Страница 22

Я спустился вниз, чтобы посмотреть, чем заняты остальные. Но ужасный грохот кувалд заставил меня вскоре снова подняться наверх. Я не поверил глазам своим: люди, которые уверили меня в том, что они каменщики, ломали одну из несущих стен спальни. Они пояснили мне на примитивном языке жестов, что комната должна быть расширена и поэтому одну стену необходимо снести. Они сказали, что нам придется найти какое-нибудь другое место для сна.

На первом этаже другая группа рабочих принялась вскрывать полы. Я запротестовал, говоря, что часть плитки вполне можно оставить.

— Вся плитка повреждена, — возразил древний прораб.

— Конечно, теперь повреждена, после того как с ней поработали ваши люди!

К полудню дом изнутри выглядел так, будто по нему прошла орда Чингисхана. Полы были вскрыты, повсюду валялась битая плитка, и большинство окон было разбито без всякой нужды. Рабочие отыскали и перерубили водопроводные трубы, перерезали электрические провода, не оставив целой ни одну стену. Строители, казалось, были весьма довольны результатами своей бурной деятельности. В полдень они развели костер из порубленной лестницы и, поставив на него большой котел, приготовили себе курицу с рисом. Когда куриные косточки были начисто обглоданы, рабочие улеглись на полу гостиной и глубоко, по-детски заснули.

Я набрался смелости и позвонил архитектору. Тот спокойным голосом осведомился о моем здоровье и попросил меня не принимать все так близко к сердцу.

— В первый день, естественно, бывает небольшой беспорядок, — добавил он.

— Ваши люди причиняют мне много ущерба, — запротестовал я. — Они просто ломают дом.

— Ради того, чтобы потом его перестроить и сделать еще лучше, — последовал ответ. — Верьте мне. Ни о чем не беспокойтесь.

Увы, помимо строителей у меня имелось немало других причин для беспокойства. Зохра после того, как ее бросил Юсуф, стала вести себя все более странно. Она завела привычку ходить во всем черном, подвела глаза сурьмой и убрала волосы в пучок, как это делают пожилые матроны. Я принял это за выражение скорби. Когда я попытался выразить Зохре сочувствие, она внезапно взбрыкнула.

— Вам не понять, — заявила она, — вы такой тупой!

Зохра стала все меньше и меньше уделять внимания работе, а когда я просил помощницу сделать что-нибудь, она неизменно отвечала, что занята. Я растерялся. Сторожа всегда были готовы прийти мне на помощь, но непоколебимая вера в мир духов заставляла меня сомневаться в целесообразности их советов. Поэтому я вновь пригласил на обед Франсуа. Он внимательно выслушал рассказ о моих проблемах и о том, что творили рабочие, и об одержимости джиннами сторожей. А за десертом я рассказал ему о тридцатиметровой подруге Зохры.

— Когда тебе начинают толковать о джиннах, — сказал Франсуа, — ничего хорошего не жди.

— Что же мне делать?

Француз вздохнул.

— Увольняй помощницу, пока не поздно. Отделайся от нее прямо сейчас. Если ты этого не сделаешь, то рак даст метастазы и все станет только хуже, значительно хуже.

Совет Франсуа был на удивление ко времени. Тем вечером я собирался встретиться с Зохрой в кафе, чтобы обсудить то, что нужно сделать по дому. Она часто опаздывала, поэтому, прождав сорок минут, я решил уже заплатить по счету и идти домой, но тут на мой мобильник пришло сообщение от Зохры: «Вы плохой человек. Джинны убьют Вас. Вам не будет удачи. Да хранит Вас Аллах».

Я попытался набрать номер Зохры, но не мог дозвониться. На следующий день я получил от нее письмо по электронной почте. Это пространное, на шести страницах, послание содержало в себе разглагольствования о лжи и обмане. Под конец Зохра писала, что она сообщила в полицию, что я — террорист, а она сама укрылась в горах с тем, что «по праву принадлежит ей». Завершалось все зловещей припиской о том, что «Амина знает правду, и эта правда прозрачней стекла».

Я сразу же направился в банк, чтобы проверить, целы ли деньги. Оказалось, что нет. Пропало чуть больше четырех тысяч долларов.

Начало октября оказалось ужасным временем. Ежедневно появлялись новые проблемы, и у меня возникло ощущение, что решение переехать в Марокко было самой большой ошибкой в моей жизни. Мелочи вроде оплаты счетов или контактов с властями дополнительно отягощали мою и без того нелегкую жизнь. Таинственное исчезновение документов на дом создавало еще одну проблему, и для того, чтобы решить ее, требовалось знать местные условия. Что же касается строителей, то тут и вовсе не было надежды изменить что-либо к лучшему. И дело не в том, что я постепенно терял контроль над ними, поскольку я изначально и не владел ситуацией. Я корил себя за мягкотелость, проявленную в первые дни. Я платил деньги вперед всем, кто просил об этом, в надежде, что это решит все проблемы.

Много переживаний доставила мне Зохра: я никак не мог понять, зачем ей понадобилось сбегать от меня. Однако вместо того, чтобы прийти в ярость, я загрустил. Я чувствовал, что скатываюсь в депрессию. Я начал скучать по простой жизни в Англии — стране, где никогда ничего необычного не происходит. Я тосковал по унылому серому небу, по пустым разговорам ни о чем и, к своему собственному удивлению, я скучал по английской кухне.

Первая неделя октября подходила к концу. Однажды поздним утром, когда я еще нежился под периной, не испытывая никакого желания вставать с постели, чтобы встретиться лицом к лицу с реальностью, в спальню, в которой мы жили как беженцы, ворвался Медведь.

— Мсье Тахир, — сказал он с ужасом в голосе, — у нас произошел несчастный случай.

Я вскочил с кровати и поспешил по длинному коридору на веранду, где рабочие обступили лежавшего на полу человека. Он еще дышал, но было ясно, что по крайней мере одна нога у него была сломана, а вдобавок, возможно, была сломана и рука. Старый прораб показал мне на высоченный, пятиметровый стеклянный потолок. В пробитом стекле четко вырисовывался контур человека. Он напоминал рисунок из комиксов.

— Бедняга провалился сквозь стекло, — пояснил прораб.

— Чудо, что он еще жив, — ответил я. — Позвоните архитектору.

— Я уж позвонил, — сказал прораб.

Минут через десять до нас донеслось мягкое урчание «рэйндж-ровера», пробиравшегося через трущобы. Архитектор ворвался в дом, посмотрел на раненого рабочего и сразу же заорал на прораба, сомкнув пальцы рук с такой силой, что они покраснели. Он так и сыпал указаниями.

— Дело плохо, да? — неуверенно спросил я.

— Ничего подобного. Беспокоиться нечего. Такие пустяки время от времени случаются.

Я было завел речь о технике безопасности. Ведь у рабочих не имелось ни касок, ни перчаток, ни защитных очков, словом, ничего, что способствовало бы безопасности проведения работ; к тому же все лестницы сколачивались из подсобного материала прямо на месте, когда в них возникала необходимость.