Элоиза Джеймс - Париж в любви Страница 22

Во Франции скаутов-мальчиков и скаутов-девочек организует приход. Сегодня утром оба отряда сидели как раз впереди нас в церкви. На них были маленькие береты с синими крестами и длинные шорты, хотя зимний воздух был холодным. Наша округа очень многокультурна, но эти скауты словно сошли с французского плаката 40-х: принадлежащие к высшей расе, чистенькие, аккуратно причесанные, они носили свои красные шарфы и береты с бессознательным, но явным вызовом. Такое ретро, как эти инкубаторные скауты, не очень-то привлекательно.

Сегодня утром после тщательного осмотра Марина решила, что Мило набрал вес за время пребывания в Париже. Это создало конфликтную ситуацию, которую еще усугубило признание Анны, что Мило только что стащил и съел шоколадный сотовый телефон. Несмотря на все, что мы слышали о вреде шоколада для собак, Мило остается бодрым и здоровым — не говоря уже о том, что он вечно голоден. Он действительно набрал в Париже еще фунт, и теперь ему больше не позволят есть ветчину, которой он лакомился в праздники.

В витрине Эмануэля Унгаро спиной к нам стоит манекен, делающий жест, который обращен к невидимому собеседнику. На даме-манекене длинное платье легкомысленного розового цвета, оставляющее открытой почти всю спину. Вместо того чтобы возжелать это платье, мы почему-то вспоминаем, что у нас ледяные носы и мы стоим на снегу — а где-то там… где живет она… сам воздух дышит роскошью.

Анна, принимая ванну, спорит о том, в какое время она должна идти спать.

— Почему, — возмущается она, — Лука может не ложиться до десяти часов, а я не могу?

— Потому что ему пятнадцать, — отвечаю я, — а когда ему было одиннадцать, он тоже должен был ложиться в восемь часов.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она.

— Потому что я ваша мама!

— Может быть, и нет, — возражает она. — А что, если ты только переоделась в нашу маму?

В Париже так холодно, что я иду на кухню и открываю дверцу маленькой печки, чтобы подбодрить беднягу и согреть руки. Сегодня утром в метро я заметила, что женщины утепляются, надевая дополнительные шарфы. У одной женщины на шее был шелковый шарфик, расшитый цветами, а на плечи наброшен вязаный шарф рубинового цвета — скорее шаль.

У Анны есть ценная собственность: крошечный розовый ластик в виде хомячка, который ей подарили кузины в Мичигане. «Так что, как видишь, — объясняет Анна, — он всем нравится — ведь в Париже нет ничего подобного». О, эти обделенные парижане! По-видимому, Домитилле этот ластик нравится больше, чем остальным. «Она сказала: „Я люблю его, я люблю его, я обожаю его, пожалуйста, можно мне с ним поиграть?“» — рассказывает Анна. «И?» — с надеждой подсказываю я. Анна отвечает презрительным взглядом.

Вчера вечером у нас был званый обед, и мы пригласили собеседника Алессандро, Флорана. Наконец-то я с ним познакомилась. Он просто прелесть — высокий, худощавый, очень красивый и очень-очень французский. У него каштановые волосы и красивые зеленые глаза. Более того, он преподает язык и литературу в средней школе и действительно любит детей. Я считаю, что он — само совершенство, и могла бы сосватать ему любую из моих незамужних подруг в Штатах. Но Алессандро говорит, что его сердце принадлежит итальянской официантке.

Памятуя о своем новогоднем решении как можно скорее достигнуть парижского уровня элегантности, я подумала, что пора купить себе что-нибудь новенькое. Сегодня начало распродажи в магазинах по всему Парижу. Французское правительство разрешает только две распродажи в год, регулируя понижение цен и в обычных универмагах, и в таких модных (и дорогих) магазинах, как, например, те, что на улице Фобур-Сент-Оноре. Вы видели по телевизору распродажу подвенечных платьев в подвалах «Файлин»?[62] Прибавьте сюда охранников, которые сдерживают толпы, чтобы не затоптали насмерть ни в чем не повинных продавцов. Я постарела на пять лет в «Галери Лафайетт», поэтому не уверена, что мне суждено долго носить новые черные сапоги.

По пути на рынок Марше Сен-Кентен мы проходим мимо маленькой лавки, где в витрине выставлены коробки с разными сортами устриц. За прилавком стоят три угловатых джентльмена в рукавицах. Они открывают устриц, для чего требуется удивительная физическая сила. Открыв неподдающиеся раковины, они бросают их на блюдо, перебрасываясь при этом шутками.

Нам придется вернуть шикарный маленький дождевик, который никак не застегнуть на талии Мило. А пока что с плащом играет Анна: она надела его на голову, застегнув под подбородком. Она говорит, что это шлем и что она — «Анна, Тайный Агент». Я спросила ее, чем сейчас занимается Тайный Агент, и Анна ответила, что она «подбирается к святая святых» — то есть пытается прорваться в спальню Луки, куда заказан путь младшим сестрам.

На Рождество моя мачеха прислала Анне великолепную шапку: ее связали в Миннесоте из пурпурной шерсти и украсили деревянными бусинами. Сверху — маленькая кисточка с бусинкой на конце. Это восхитительное творение напоминает мне о шапочках норвежских эльфов в детских книжках с картинками. Я нахожу этот подарок очень трогательным, и он вызывает легкую ностальгию, когда среди толпы в метро смотришь на этот кусочек Миннесоты, путешествующий по Парижу.

Мы взяли с собой Мило в модный магазин одежды для собак, чтобы примерить плащ. Увы, нам пришлось распрощаться с эстетикой пурпурной отделки: единственный плащ, который налез на нашу разжиревшую собаку — это зеленый камуфляж, по-видимому, предназначенный для собак, участвующих в военных операциях. Марине очень понравились ярко-розовые собачьи ботиночки. Мило не нравится его новый плащ, и я боюсь даже подумать о его реакции на эти ботиночки.

Лука начал два раза в неделю посещать вечерние занятия по французскому языку. Поскольку он двуязычный, у него приятный акцент, однако он по-прежнему сильно отстает от остальных учеников девятого класса, у которых хотя бы один французский родитель. «Каковы другие студенты?» — спросили мы за обедом. «Старше», — ответил Лука с озорной улыбкой и отказался продолжать. Заметил лишь, что они живут более интересной жизнью, чем он.

Вчера я отважилась снова сходить на распродажу. В соседней кабинке девочка-подросток развлекалась тем, что сводила свою мать с ума, примеряя сексуальные прикиды. «О-ля-ля!» — кричала maman. Согласно ее описанию, юбка доходила ее дочери до подмышек. Следующий туалет был не лучше. «О-ля-ля! — воскликнула maman. — О-о-ля-ля!» Что касается моего собственного подростка, то сегодня Лука развинченной походкой отправился в школу с прической в виде щетки для унитаза. Как приятно сознавать, что тинейджеры одинаковы во всем мире. Вот уж действительно, О-О-ЛЯ-ЛЯ.