Сергей Марков - Юконский ворон Страница 23

— Господин Загоскин, — вдруг сказал Глазунов, — разрешите пожать вам руку от всего креольского населения. Такого похода, как ваш, я еще не видывал. Отвагу немалую вы показали. Неловко как-то людей в глаза хвалить, но я вот хвалю. Взять меня, к примеру. Я материк Американский порядком исходил — от Калифорнии до Ледяного мыса… Но и я удивляюсь вам. Спасибо!

И Глазунов протянул огромную ладонь Загоскину.

— У Егорыча в редуте — тревога, — продолжал, понизив голос, Глазунов, — с самой весны все люди под ружьем. Открылось, что Савватия в квихпакской «одиночке» убил какой-то захожий белый…

Загоскин насторожился. Каким образом в Ново-Архангельске и здесь знают о том, кто именно убил креола? Он спросил об этом Глазунова.

— В точности сказать не могу. Егорыч, поди, знает про это. И мне инструкции вышли, чтоб я берегся. А как тут убережешься? У меня один-разъединый единорог медный да три ядра к нему, фальконет, еще барановский, неисправный… Люди мои голодуют, ржаных сухарей второй год не видят. Жизнь, господин Загоскин! Так бы и снял с себя, — Глазунов показал на широкую свою грудь — на ней висела большая серебряная медаль «Союзныя России», — наградил меня ею Александр Андреич, а сейчас — больно мне ее носить. При Баранове развала такого не было… Слыхали, наверное, что наши владения в Калифорнии продали?..

Загоскин срывал печати с пакета. Уже одна надпись на пакете смутила его. В правом углу стояло: «Экстренно, не имеющему чина служащему Российско-Американской компании Загоскину, где бы он ни находился. Разыскать и вручить…» Похоже на повестку Третьего отделения. Он развернул лист голубоватой бумаги, прочел: «…Вам надлежит немедленно прибыть в Ново-Архангельск, прекратив изыскания внутри материка. Неисполнение сего приказа Главного Правителя и задержка в пути повлекут за собой отдачу под суд…»

— Смотри, Глазунов, как наградили, — сказал, криво улыбаясь, Загоскин.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Желтые огни теплились на верхушках мачт брига «Байкал». Корабль стоял в заливе Тебенькова против острова Св. Михаила, и огни были видны издалека, со взморья.

Загоскин и Кузьма плыли к редуту ночью, на приливе, когда взморье содрогалось от напора темных и стремительных вод. Через камни перекатывались плотные волны. Они выносили лодку прямо к базальтовому мысу, на котором стоял редут. Вода прибывала фут за футом, пролетая вдоль бортов лодки.

В редуте было тихо, люди спали, и лишь на башнях бастиона горели большие плошки с тюленьим жиром да на самом берегу ярко светились угли костра — там бодрствовали часовые.

Берег был теперь недалек: уже виднелся бревенчатый настил в розовых отблесках костра.

— Как бы нас не унесло обратно в море, — пробормотал Загоскин. — Эй, кто там на берегу, брось багор со снастью. Правь, Кузьма, к этим бревнам!

Скользкий багор упал на нос лодки. Веревка натянулась, и лодка почти выскочила на бревна пристани.

— Кто такие? — лениво и сердито спросил часовой. Загоскин узнал его по голосу. Это был разбитной и обычно словоохотливый печорский мещанин. Он промотал все, что у него когда-то было, на вечеринках и посиделках в Мезени и Пустозерске и явился на Аляску в одной кумачовой рубахе. В редуте он измерял высоту приливов и отливов и силу ветра. Румбов он не знал и направление ветров обозначал по приметным ему местам вокруг редута.

— Это я, Загоскин! Не узнал, что ли?

— Шляются всякие по ночам, — сквозь зубы произнес мещанин. С горящей хворостиной в руках он подошел к футштоку. — Без пальца шесть, — раздраженно добавил он, обмакнул руку в воду и поднял ее над головой. — Ветер с канавы!

Мещанин вытер руку полой рубахи, подошел к костру и взял в руки балалайку.

— «Я по сенюшкам гуляла!» — запел он хрипло и протяжно, делая вид, что не замечает присутствия Загоскина.

— Ты как себя ведешь? — не вытерпел Загоскин. — Оставь балалайку, раз с тобой говорят. На вахте находишься, а не на вечеринке. Совсем забылся, братец! Скажи, чтоб открыли ворота, да разбуди Егорыча.

— Как бы не так, — дерзко ответил мещанин и ударил по струнам. — Много вас таких. Спит управитель, и все добрые люди спят, а если вас по ночам носит, то я здесь ни при чем…

— Ты пьян, негодяй!

— Разопьешься тут много, держи карман шире. «Пьян, пьян», — передразнил мещанин, — поили вы меня? Никакого Егорыча не будет, нечего здесь шуметь.

— Да ведь нам ночевать где-то надо!

— А по мне что? Здесь не нумера. Вон идите в казарму к алеутам и ночуйте на здоровье. А в крепость войдете, как сигнал подадут, — утром. Вот и весь сказ.

Кузьма угрожающе придвинулся к мещанину, но Загоскин сжал руку индейца.

— Мы с тобой еще поговорим, голубчик, — сказал Загоскин мещанину. — Пойдем, Кузьма, к алеутам. А ты изволь Егорычу доложить о том, что я прибыл, сразу как только тебя сменят… Да гляди за нашим грузом и лодкой.

— Слушаю, да не исполняю, — проворчал «метеоролог». — Кто с кем поговорит — это еще поглядим. Вот ужо с вами поговорят на корабле. Раскричались здесь! Хорошего человека разыскивать не будут. Велено вас сыскать и представить к господину правителю. — Слово «представить» мещанин произнес с каким-то особым наслаждением. Хлюпая сапогами, он побежал к футштоку. Темносеребряная пелена прилива колыхалась на помосте. — Семь с пальцем! — выкрикнул мещанин, взглянув на свою мерку.

Кузьма и Загоскин побрели в жилище алеутов, напоминавшее смрадное логово.

Наутро Загоскин отправился разыскивать Егорыча.

Печорский мещанин сидел на крыльце дома Егорыча и играл в шашки с приказчиком. Приказчик даже не поднял головы по появлении гостя, а мещанин, вскочив, загородил дорогу.

— Вам куда-с? Управитель заняты и принять вас сейчас не могут. Они книгу заполняют. Как почивали? — с наглостью спросил мещанин.

— Пусти, дурак! — Загоскин отстранил мещанина и распахнул двери в избу. — Слушай, Егорыч, что у тебя творится здесь? Как ты людей своих распустил! Ну, здравствуй!

Егорыч как бы не видел протянутой руки. Он сидел за столом и безразлично глядел на икону, висевшую в углу.

— Очень хорошо, что прибыли, — сказал Егорыч после долгого молчания. — Эдак-то лучше. — Он взял перо, придвинул книгу и спросил строго: — В какое время вчера к берегу пристали? В десять вечера?.. — Записав, он с видимым удовольствием прочел: — «Разыскиваемый Загоскин сам явился в Михайловский редут…»

— Слушай, управитель, хоть ты мне объясни, что все это значит? Ведь я жизнью рисковал, а со мной так обращаются… Что я — украл, убил кого-нибудь?

— Может, и убили, хоть и не своей рукой, — спокойно и глухо сказал Егорыч. — Да что нам с вами говорить? Все это без толку. Поезжайте в Ново-Архангельск, господин главный правитель там все и объяснят. Мы же вам ничего сказать не можем. Пожалуйте на корабль! Прикажу дать сигнал, оттуда шлюпку за вами пошлют…