Андрей Троицкий - По Америке и Канаде с русской красавицей Страница 24

– Черт, как не вовремя. Не повезло… Нам не хватило пяти секунд. И мы бы проскочили.

Время ползло очень медленно. Полицейские отступили. Один лейтенант (здесь это высокое звание) остался впереди. Это был высокий широкоплечий мужчина лет под сорок без намека на живот, на рукаве три нашивки за выслугу лет. Одна нашивка – пять лет службы, значит, в полиции он не меньше пятнадцати. Лейтенант говорил не повышая голоса, ровно и спокойно, его реплик я не слышал.

Самоубийца балансировал на перилах, не решаясь сделать последний шаг. Мост метров сорок, а то и выше, у этого парня немного шансов остаться в живых, если сорвется. Он оглядывался назад, на солнечную сторону, щурил глаза. Теперь я не улавливал смысла фраз, – это ветер усилился, – понимая лишь отдельные слова. Чаще всего он повторял слово "жена".

– Господи, решил человек свести с четы с жизнью, – сказал Юра. – Это мужественный благородный поступок. Достойный уважения. Ну, зачем ему мешают?

– Ты циник, – сказала Рита. – Или только хочешь им казаться?

– При чем здесь циник? Господи, если бы не мой радикулит, сам бы сходил к нему. Напутствовал добрым словом. Помог хорошему человеку сделать последний в жизни шаг. Кстати, шаг в правильном направлении. Ведь все туда же идем, все.

– Все-таки ты циник, – щеки Риты горели огнем. – Законченный, безнадежный.

Лейтенант снял фуражку, солнце припекало, кажется, офицеру было не по себе. А, может быть, он хотел, чтобы самоубийца видел его глаза. Легче разговаривать с человеком, если он видит твои глаза. Офицер протирал мокрую шею бумажной салфеткой. Со стороны казалось, он не двигался с места, на самом дела делал короткие едва заметные шажки вперед, медленно сокращая дистанцию.

Автомобилисты выбирались наружу, стояли возле своих машин, предвкушая скорую развязку. Кто-то подходил ближе. У одной дамочки в руках оказалась профессиональная фотокамера. Другие доставали мобильные телефоны и делал фото на память, – не каждый день такое случается. Людей на мосту охватило общее возбуждение, которое просто висело в воздухе, обволакивало, словно тридцатиградусный зной, запах раскаленного асфальта и бензиновых выхлопов.

Юра тоже нервничал, – самоубийца не вызывал в его душе сострадания. Через полчаса начинается гонка NASCAR, стадион в нескольких милях за мостом, – душа рвется на трибуну, на любимые места в середине, а тут какой-то чудак, что-то не поделив с женой, лишает его долгожданного удовольствия.

– Нет, этому парню надо помочь, – ворчал Юра. – Ободрить его надо. А ему мешают.

Потенциальный самоубийца поворачивал голову только через правое плечо, чтобы видеть лейтенанта. Он не обращал внимание на то, что творится слева. И я не сразу понял: офицер специально выбрал эту позицию, с той стороны, где солнце, или это случайно сложилось. Но теперь, вступив в разговор с полицейским, самоубийца вынужден был поворачивать голову к закату, значит, на какое-то время, ослепленный солнцем, терял способность замечать, что происходит с другой стороны.

Слева два дюжих полицейских медленно, коротким шагом, подобрались ближе. А затем рванули вперед, повиснув на ногах самоубийцы, опрокинули его назад, к себе, повалили на асфальт. Дальше я не видел, вперед ринулись полицейские и медики, заслонив обзор своими спинами. Через две-три минуты самоубийцу неудачника, уже несли на носилках к "скорой". Вскоре движение открыли.

Мы приехали к стадиону уже в вечерних сумерках, когда на мачтах освещения вспыхнули прожектора. Зрелище фантастическое: среди пустого ровного поля, – поблизости нет никаких населенных пунктов, – светится огнями огромный стадион. Сумерки густеют, над стадионом висит желтое облако электрического света, достающее до небес. Народа все прибывает, – гонки NASCAR по посещаемости обгоняют хоккей, уступая только американскому футболу.

Здесь несколько стоянок, забитых несметным множеством машин, – стадион вмещает более 70-и тысяч человек, и сегодня он полон, внизу – овальная трасса длиной в полторы мили. Мы немного опоздали, пришлось довольствоваться местом на дальнем паркинге и топать до стадиона минут десять, пробираясь через стоянку для дальнобойщиков. Водители грузовиков ночуют в кабинах, внутри – все, что надо для жизни: хорошая койка, кофеварка, СВЧ и кондиционер. На одной из фур, светящийся неоновый крест – в прицепе церковь для водителей, можно помолиться, отправляясь в дорогу.

Вокруг стадиона множество вагончиков, – передвижных билетных касс, но желающих насладиться гонками еще больше, очередей не избежать. Наконец мы вошли на стадион, гонка уже стартовала, автомобили находились в дальнем конце овального трека. Мы шли внизу, по настилу из продолговатых алюминиевых листов, вдоль заполненных трибун, ярусами поднимавшихся кверху. Шли, прислушиваясь к реву автомобильных двигателей, еще далекому.

Справа от нас – трасса. Она так близко, всего на расстоянии полутора метров, отделенная лишь бортиком, не слишком широким, низеньким, не достающим колен. Невольно думаешь: случись серьезная авария, зрителей нижних ярусов просто завалит обломками автомобилей, – тогда без жертв не обойдется.

Но… От бортика натянута сеть в несколько метров высотой, похожая на рыболовную, с крупными ячейками. Смотришь на нее и кажется – это не самая прочная защита. Впрочем, устроителям гонок виднее. Мы идем дальше вдоль бесконечных трибун. Автомобили, мчащихся навстречу, быстро приближаются. Через подметки ботинок телу передается крупная дрожь алюминиевого настила. Грохот моторов ближе, еще ближе.

Мимо нас, на расстоянии двух метров проносятся несколько первых автомобилей. Теперь от грохота можно оглохнуть. Упругая волна горячего воздуха толкает в грудь. Я останавливаюсь и, чтобы устоять, расставляю ноги, вжимаю голову в плечи. Рите сил не хватает, она цепляется руками за рыболовную сеть и виснет на ней. Проносится вторая группа машин.

Юра тоже останавливается, зажимает уши ладонями. Вообще-то в такой ситуации лучше присесть на корточки, – воздушный поток может запросто сбить с ног. Здесь прямой участок трассы, машины несутся так быстро, что невозможно заметить, какого они цвета, – скорость достигает трехсот километров в час, даже выше. Рев моторов такой, что звуки ощущаешь кожей.

Кажется, что трясется не только настил под ногами, трибуны, металлические ступени лестниц, мачты освещения. Вибрирует весь окружающий мир. Дрожит в небе молодая луна, подрагивают, готовые упасть звезды. Машины несутся мимо нас… Я по примеру Юры прижимаю ладони к ушам.

Наверное, если встать рядом с реактивным "Боингом", двигатель которого запущен на высоких оборотах, его рык покажется комариным писком в сравнении с оркестром сорока трех гоночных машин. Форсированные движки всех автомобилей примерно одинаковы: восемь цилиндров, объем 5,870 кубиков, мощность около 770 лошадей, глушителей нет. Как говориться, – это надо слышать.