Дервла Мерфи - Девственная земля Страница 25

Всегда поднимает дух встреча с чем-то неизведанным. Благотворно и полезно столкновение с таинственным, не поддающимся анализу. Благоговеешь, наслаждаясь тончайшими нюансами, перед которыми бессилен разум. Вместе с тем досадно, что все еще ты, выходит, подвержен влияниям, которые, казалось бы, давным-давно преодолел. Твердо решив, что ни скалы, ни деревья души не имеют, мы оставили себе лишь одно возможное объяснение подобному ощущению: в течение многих веков люди приходили на это место с благоговейным страхом и верой в величие обитающих здесь духов и навечно населили тревогой и страхом тень у подножия стиснутой корнями скалы.

Дорога снова пошла вверх через поля кукурузы к деревушке, разместившейся на узких уступах у самой вершины хребта. Похоже, здесь много мрамора, вот почему эта деревня уникальна по красоте. Когда я наконец оказалась на последних ступеньках лестницы из гладких мраморных плит, у меня появилось ощущение, будто я добралась до роскошного королевского дворца. У местного мрамора так много мягких оттенков — розового, белого, желтого и желтовато-коричневого, что в окружении пленительных вершин и ущелий его красота кружит голову. Как во сне, шла я вдоль домов по блестящим мраморным плитам, а не по обычной каменистой тропе, и — самое поразительное — ярусом ниже видела крыши, покрытые тонкими разноцветными мраморными пластинами, сияющими в прозрачном воздухе.

В центре деревни я остановилась и стела поджидать тибетцев. Когда они подошли, Чимба объяснил, что местные жители — гурунги — более гостеприимны, чем ортодоксальные индуисты-чхетри в следующем селении, поэтому мы решили поесть здесь. Чимба и я расположились на краю небольшого обрыва, чтобы перекусить вареными яйцами и сырым луком. Остальные разбрелись по деревне в поисках хозяев, которые разрешили бы им приготовить чай для неизменной цзамбы на своих очагах.

Нельзя было оторвать глаз от открывшейся моим глазам картины. Поражали не только великолепные мраморные крыши домов, но и стены. Они также были сложены из красивых каменных плит, столь умело пригнанных, что не требовалось даже заделки щелей. Каждый камень, казалось, имел свой собственный оттенок коричневого, кремового или 'серого цветов. И все же больше всего меня пленил сам камень и хорошо выдержанные пропорции просторных строений — что само по себе требует недюжинного умения. Наличие столь необычного материала позволило местным строителям достигнуть гораздо более высокого мастерства, чем в любой другой соседней деревне. Чимба уверял, что за годы своих путешествий по Непалу ему не приходилось видеть подобной деревни.

Молока нам достать не удалось, но когда наша трапеза подходила к концу, Чимба гордо извлек из рюкзака банки с сухим молоком и швейцарским жидким шоколадом (богатство, доставшееся ему от немецкой экспедиции, — да будет благословенна ее память!). Пока мы лакомились этими деликатесами, орел (их много парит над долинами) с хищно вытянутыми когтями спикировал вниз и схватил курицу, хлопотавшую у брошенной нами яичной скорлупы. Какая же это лютая птица — орел, когда видишь ее вблизи и в действии!

Через час мы снова двинулись в путь. Сначала тропа шла под гору, через расположенные террасами поля кукурузы, затем пересекла реку, круто новела вверх через лес и наконец выровнялась, обогнула крутой склон еще одной горы и привела нас к той самой деревушке чхетри с крытыми соломой домами, окрашенными в коричневато-желтый цвет.

Мой способ переправы через реку совершенно потряс тибетцев. «Мостом» служило узкое, скользкое бревно около тридцати футов длиной, висящее в пятидесяти футах над шумной рекой, сплошь усыпанной огромными валунами. Поскользнуться на нем было равносильно смерти. Испуганно взглянув, я заявила:

— Я отказываюсь! Еще во времена безрассудной юности я бы и согласилась, но только не сейчас!

Тибетцы немало потешались над моей трусостью. Тут же несколько человек вызвались перенести меня на своих спинах, но я решительно отказалась пускаться в такое рискованное путешествие. Переправа началась. Тибетцы, не задумываясь, гуськом двинулись по «мосту», а я металась на берегу в поисках способа перебраться через реку, но так его и не нашла. В отчаянии я решительно села верхом на это проклятое бревно и осторожно стала ползти вперед. Тибетцы так и падали от смеха. Однако медленно, но уверенно, живой и невредимой, я все-таки перебралась через реку.

Было только половина шестого вечера, и до наступления темноты оставалось еще часа два, поэтому сначала мы решили идти дальше, но, узнав, что устроиться на ночлег между Топрунгом и Сиклисом трудно, а до Сиклиса семь часов ходу, решили заночевать здесь. Перспектива спать под открытым небом в период муссонов нас совсем не прельщала, поэтому мы решили искать приюта у жителей деревни. Спать будем на верандах (одно место стоит пенни). Я оказалась в числе нескольких, особо почетных гостей, поэтому меня устроят на веранде деревенской лавки, в которой ничего нет, кроме сигарет, спичек и ткани, а также керосина. Последним торгуют в лавке не часто. Усталые тибетцы были в восторге от раннего привала. Я тоже обрадовалась неожиданному отдыху. Пока собирали хворост, чтобы вскипятить чай для цзамбы, я отправилась на прогулку к вершине горы. По дороге я упивалась прохладным вечерним воздухом и природой.

По крутой, скользкой, желтовато-красной глиняной тропинке я миновала несколько дворов, стоящих посреди нолей кукурузы, достигающей двух метров в высоту. Возле домов паслись козы и разгуливали малорослые куры. Здесь можно встретить немало крупного скота — главным образом крепких волов. В основном выращивают рис и кукурузу, но даже на такой высоте попадались бананы с мелкими, неспелыми еще, плодами.

Я шла вдоль склона горы, в стороне от дороги, и заглядывала во дворы домов террасой ниже. Мне было очень интересно наблюдать за повседневной жизнью местных жителей. Вот молодой отец. Он поглощен игрой с двумя крошечными сынишками, а рядом пожилой мужчина осыпает руганью свою перепуганную насмерть жену и угрожает ей топором. Невдалеке я вижу старика. Он доит козу, однако все время следит краем глаза за маленькой внучкой, которая с увлечением играет с козленком. Наблюдая подобные сцены, забываешь о бесчисленных преградах, разделяющих народы. Однако меня уже заметили, и чувство благостного единения тут же исчезло…

Невозможно описать красоту этого горного края, так как она абсолютна и ее нельзя передать никакими словами. Ни одна книга или фотография, тщательно изученные дома, ни в малейшей степени не подготовили меня к такому величию. Поистине, эту страну надо увидеть собственными глазами, чтобы поверить и полюбить на всю жизнь.