Андрей Троицкий - По Америке и Канаде с русской красавицей Страница 26

Насколько я понимаю, парень работает на какую-то московскую контору, занимающуюся скупкой и вывозом раритетных машин. Таких жучков здесь ползает много: берут раритетные автомобили здесь, перепродают за границей втридорога, пользуясь дырками в законодательствах разных стран. По российским законам в страну нельзя ввозить американские машины старше десяти лет, но ведь ввозят. И этот бизнес с годами растет, расширяется.

Автомобили не заперты, залезаю в белый Studebacker Champion выпуска 1957 года. Добрая машина, кожаный салон, автоматическая коробка, откидывающийся верх. Поднимаю капот и разглядываю шестицилиндровый двигатель. Кажется, эта крошка сошла с конвейера пару лет назад.

– Интересуетесь?

Рядом худой мужчина лет семидесяти в белых брюках и рубашке навыпуск. Это хозяин машины Чарльз, можно просто Чарли.

– Очень хорошая машина, – говорит он. – Посмотрите, пробег всего двадцать тысяч миль. Есть кондиционер, – это редкость для того времени. Отделка просто безупречная. На кузове ни одной царапины. Два владельца: мой отец и я.

– К сожалению, я не покупатель. Просто залюбовался этой игрушкой.

Чарли вздыхает. Через полтора часа начало аукциона, а там как повезет, сколько дадут… Придется расстаться с машиной, за которой он ухаживал столько лет. Я вижу, что на глаза старика наворачиваются слезы. Машина для него – это член семьи, близкий родственник.

Они с женой, бывало, выезжали за город, откинут назад верх и катят по шоссе, любуясь пейзажем, наслаждаясь погодой. Да, это были хорошие денечки, которые кончились. Он говорит, что никогда бы не расстался с Studebacker, но обстоятельства… Жена болеет, уже давно. Они продали дом и переехали в другой, более скромный, небольшой. Но страховка все равно не покрывает всех расходов, приходится доплачивать из своего кармана.

– Ну, с другой стороны, мне одному такая машина не нужна, – говорит Чарли, будто разговаривает сам с собой. – Зачем мне она. Куда я на ней теперь поеду?

– У вас дети есть?

– Двое. Старшая дочь – преподает английский язык в школе для иностранных студентов. Она живет в Лос-Анджелесе, не может часто приезжать. Сын работает менеджером по продажам пылесосов. Он живет в пригороде Сан-Франциско. У него большая семья. Я хотел оставить эту машину ему. Ну, чтобы он катал жену и внуков по выходным, чтобы развлекался. И следил за ней. Но не получается…

Я не знаю, чем утешить Чарли, говорю какие-то дежурные слова и ухожу. Иду по солнцепеку в сторону ангара, хочется пить. Ветер налетает порывами, перегоняя горячий воздух, солнце палит, зной становится осязаемым, асфальт размягчился, словно воск. Оборачиваюсь, Чарли стоит перед машиной, положив руку на капот и смотрит куда-то в даль. В желтой рубашке с седыми всклокоченными волосами, которые теребит ветер, он похож на одуванчик.

Когда-то, в 2009 году, в самый разгар экономического кризиса, я был на аукционе по продаже старинных машин. Кризис застал людей врасплох, цены рухнули, многие потеряли работу, медицинскую страховку, приходилось срочно продавать что-то дорогое, иногда – самое ценное. На том аукционе собрались одни старики, как на подбор. Машины все раритетные, шикарные, в идеальном состоянии. Тогда я сделал несколько фотографий на память.

Помню Cadillac Eldorado конца шестидесятых – вызывающе роскошный с минимальным пробегом. И цену, проставленную на лобовом стекле жирным белым маркером, тоже помню, – 4 тысячи долларов. Так он и ушел за четыре тысячи. Я помню стариков, получив чеки за проданные машины, они снова выходили на открытую площадку, к воротам. Стояли и смотрели, как в их машины садятся и уезжают новые хозяева. Да, это я хорошо запомнил: несколько плачущих стариков у ворот, у выезда с торговой площадки.

Мы присутствовали только на начале аукциона, где публике для затравки предлагают всякую всячину: портрет Элвиса Пресли, картина выполнена маслом, золоченая рама, размер три с половиной фута на четыре, стартовая цена – двести долларов. Продано за двести десять… Бронзовая статуя Наполеона ко коне, высота пять футов, стартовая цена триста пятьдесят долларов. Продано за четыреста… Мне не хотелось смотреть на автомобильные торги, видеть грустные лица бывших хозяев автомобилей. Мы вышли на воздух, залезли в машину и покатили дальше.

Рита сидела за рулем и забавлялась тем, что догоняла впередиидущую машину с наклейкой на бампере и читала надпись. Затем прибавляла газа и охотилась за следующей машиной с наклейкой.

– Так-так, что пишут? – спрашивала Рита неизвестно кого. – "Мой сын служит в морской пехоте". Мать полна гордости за непутевого сына. Пусть… "Я знаю, где живет Иисус Христос". Тоже неплохо. Мог бы сразу адрес указать, мы бы заехали в гости. Ну, если это рядом. А, вот это хорошо: "Нам нужен не диктатор, а мэр. Голосуйте против Рама Эмануэля", "Занимайтесь любовью, а не войной". Это уже из семидесятых годов, – владелец машины наверняка бывший хиппи. "Я ненавижу президента". Интересно, что бы сделали в России с его машиной и самим владельцем? Ну, если бы он прилепил такую наклейку в Москве?

От Марка Твена к Хемингуэю

По дороге в Чикаго мы сделали крюк, туда и обратно пару сотен миль, завернув в город Ганнибал. Рита мечтала побывать на родине своего любимого американского писателя Марка Твена (вторым в ее списке, что, естественно, значился вечно модный Хемингуэй, – но об этом позже).

Городок чистый, красивый, свежий. Любая фотография центральных улиц может служить иллюстрацией к "Приключениям Тома Сойера". Мы выполнили туристический минимум. Побывали в доме, где жил Марк Твен, и музее восковых фигур. Там классика, облаченного в белый костюм, окружают персонажи его главных книг.

Затем наши пути разделились. Рита с Юрой отправились на обед, а я погулять. Я был здесь раньше, немного знаю город. Сейчас он переживает не лучшие времена. Миссисипи давно перестала быть главной транспортной артерией страны, теперь грузы перевозят по скоростным шоссе. Люди потеряли работу, река больше не кормит. Да и здешний туризм не приносит высоких доходов. В этой грустной истории есть и свой плюс. Город, где мало денег, не развивается, значит, его старый облик остается неизменным на протяжении многих десятилетий.

Что общего между Ганнибалом, штат Миссури, – родиной Твена, и Оук-Парком, штат Иллинойс, – родиной Хемингуэя. Кажется, общего немного. Их разделяет более 400-х сот миль. В этих городках разная архитектура, несравнимый уклад жизни. Если Оук-Парк, где старина Хем провел детство и юность, – это зажиточный пригород Чикаго, во времена юности классика населенной архитекторами, врачами, юристами. Ганнибал, – город труженик, простоватый работяга. Когда-то здесь жили люди, кормившиеся с Миссисипи, грузчики, лодочники, матросы. Теперь многие земляки классика сидят на пособии по безработице.