Александр Большаков - За столпами Геракла Страница 26

В первой половине XV века на острове правил сын Гумидафе и Андаманы. После смерти этого правителя, последовавшей в середине XV века, власть перешла к двум его сыновьям, разделившим между собой остров. Однако на первых порах такой раздел не означал полного обособления двух частей острова. Некоторое время между обоими племенными объединениями поддерживались довольно тесные контакты. Сохранялись и некоторые общие институты. По-прежнему ежегодно на собрании военной верхушки и «знати» избирался совет старейшин — табор (или сабор), заседавший в Гальдаре. Члены его назывались гуайрес. Табор, на котором решались важнейшие общественные дела, играл большую роль в управлении островом.

Предание гласит, что один из двух верховных вождей, позарившись на богатства своего брата, собрал десятитысячное войско и объявил ему войну. Хотя противник смог выставить лишь 4 тыс. воинов, обстоятельства сложились так, что это малочисленное войско одержало победу. Однако мира за этим не последовало, и борьба на острове продолжалась вплоть до его колонизации. После начала междоусобия общие органы власти прекратили существование. При вожде-победителе начал действовать совет гуайрес, представлявший подчиненные этому вождю племена. Кстати, этот совет действовал некоторое время и после начала европейской колонизации Гран-Канарии в 1478 г. В другой части острова власть скоро узурпировал один из воинов по имени Дорамас.

Значительное влияние на общественные дела Гран-Канарии оказывал верховный жрец — файкан.

Совет старейшин состоял из 190–200 человек. Если кто-либо из членов совета умирал, то на его место избирался другой представитель знати. Довыборы производились, как правило, лишь когда число умерших членов совета составляло 5–6 человек, причем его новыми членами становились сыновья умерших за это время гуайрес.

Верхнюю ступень социальной лестницы занимали верховный вождь, в руках которого была сосредоточена и военная власть, и верховный жрец. За ними следовали военачальники, «знать» и жрецы. Ниже стояли рядовые общинники (ачиказна), обязанные носить короткие волосы. (Среди них более высокое положение занимали воины.) Наконец, как бы вне общества находились обращенные в рабство военнопленные.

О шедшем на острове процессе социального расслоения говорит, в частности, отношение населения к некоторым видам занятий. Так, забивать скот и разделывать туши считалось делом постыдным и унизительным, и этим на острове обычно занимались рабы. Лишь когда их не хватало, на эту работу направляли специально отобранных соплеменников из числа общинников самого низкого происхождения. Остальные общинники относились к ним с презрением и никогда не садились с ними за общий стол. Источники не позволяют более точно выявить социальное положение описанной «касты» отверженных «мясников», определить характер существовавшего на Гран-Канарии рабства, например, установить, было ли это рабство коллективным или индивидуальным. Впрочем, вопрос о существовании рабства на этом острове дискуссионен. Во всех источниках, где речь идет о рабах, имеются в виду военнопленные; сведения о рабах из числа соплеменников отсутствуют. Эти факты являются достаточными аргументами, не позволяющими определять это общество как рабовладельческое. Другие особенности социальной специфики позволяют характеризовать его как находящееся на последнем этапе первобытности.

В источниках встречается термин «знатные», «знать», требующий некоторого пояснения. По-видимому, он использовался для обозначения некой категории полноправных членов общества, составлявших его привилегированную группу. Причем эта группа была, вероятно, зародышем последующей социальной дифференциации. О том, что жители Гран-Канарии стояли как бы на пороге этого процесса, свидетельствуют, на наш взгляд, следующие рассуждения хрониста.

По мнению Торриани, чтобы стать «знатным», надлежало лишь с самого детства следовать определенным правилам. Было совершенно неважно, принадлежишь ли ты к древнему роду или нет, носишь или нет почетные звания, неважны были, по его словам, и размеры богатства. С оговоркой доверяя хронисту и полагая, что «древность рода», «почетные звания» и «размеры богатства» он называет, исходя прежде всего из понятий более знакомого ему средневекового европейского общества, следует предположить определенную верность его замечания и сделать вывод об относительной неразвитости имущественного расслоения общества на этом, одном из передовых в социальном отношении острове Канарской группы.

Обряд посвящения в «знатные», который давал посвященному право владеть землей и скотом, а также носить оружие, выглядел следующим образом. Все присутствующие во время совершения обряда должны были подтвердить, что посвящаемый никогда не входил в загон для скота, чтобы подоить или убить козу, что он никогда не готовил сам себе пищи, не совершал грабежа в мирное время, не проявлял дерзости, особенно по отношению к женщине. Если все подтверждали, что ни в чем перечисленном юноша не был замечен, файкан, совершавший обряд, приближался к нему, обрезал прядь волос и вручал дубинку. После этого юный воин мог находиться среди знатных. Подобный обряд, по-видимому, совершался как над сыновьями «знати», так и в некоторых случаях над сыновьями рядовых общинников. Его существование свидетельствует об очень сложной социальной (а может быть, и возрастной) стратификации на Гран-Канарии, о том, что даже перечисленные выше социальные группы были неоднородны. На последнее указывал и Зурара, писавший о наличии на острове «знати» «более чистой» и «менее чистой». В то же время нельзя сбрасывать со счета и то, что хронисты «осовременили» существовавшие на Канарах социальные порядки, «подтянув» их к европейской средневековой исторической реальности.

Антропологические и археологические исследования, проведенные И. Швидецки, позволили яснее представить социальный строй древнего населения Канарских островов. Анализ характера захоронений и погребального инвентаря, найденных в пещерах, подтвердил наличие зачатков социальной стратификации среди аборигенов. Об этом, в частности, свидетельствуют разные способы мумификации покойников, зашивание их в неодинаковое число козьих шкур (от одной до шести). В пользу того же свидетельствует тот факт, что некоторые умершие погребались без предварительной бальзамической обработки и без защитного кожаного мешка. Исследования показали, что отмеченные выше варианты погребений связаны с антропологическими различиями. Индивиды с сохранившимися остатками мягких тканей (автор предполагает, что это было результатом мумификации) тяготеют более к средиземноморскому антропологическому типу, а те, от которых сохранились только костные останки («немумифицированные»), ближе к кроманьонскому типу [Schwidetzky, 1966, с. 238–239].