Катя Стенвалль - Разочарованный странник Страница 27

Каждый день я хожу через дорогу в старинное здание гимназии и изучаю там шведский язык. У нас в группе учатся только иностранцы, и мы не можем сказать пока что ни слова. Нас просят не говорить друг с другом по-английски, а использовать вместо этого те слова, которые мы выучили на уроках. Но этих слов очень мало, с их помощью никак не сказать то, что нужно. Поэтому мы до сих пор общаемся по-английски.

У нас в группе есть один сириец средних лет с невероятно пышными усами. Он вечно всем недоволен, и ему кажется, что шведские власти все нарочно подстраивают против него. Он живёт со шведкой, и у них никак не получается семейная жизнь. Сириец рассказывает, угрожающе вращая глазами:

— This woman drive me crazy every day! I say, woman, don’t drive me crazy! I will kill you! But she again drive me crazy! Every day!

Ещё у нас есть один очень весёлый парень из Кении. Он дружит со всеми сразу и приглашает нас к себе в общежитие, где угощает кашей с кокосовым молоком. Его всё радует, особенно то, что в Швеции всё есть! Ну надо же, здесь так много прекрасных товаров, которые можно купить и иметь у себя дома! Кениец обожает ходить по магазинам и зовёт с собой всю группу. В магазине он широко улыбается и звонко говорит продавщице:

— Hello! I need jeans for my ass! This jeans is small, I have big ass, I need big jeans!

Но мне больше всего нравится англичанин Марк Джоунз. Высокий, худой, носатый, рыжий — именно так я всегда представляла себе англичан. На родине он никем не работал и жил в своё удовольствие, а потом ему взбрело в голову поехать и пожить в своё удовольствие в Швеции. Что он и сделал. А ещё Марку Джоунзу показалось, что будет очень забавно поучить шведский язык вместе с другими иностранцами. И вот он ходил вместе с нами на занятия, правда нерегулярно. Из всей группы у него были самые низкие результаты. Весь урок он сидел, вытянув в проход ноги в узких клетчатых штанах, и качался на стуле. Если преподаватель его о чём-нибудь спрашивал, Марк отвечал самым ироничным в мире голосом: «Извините, я не слушал».

Преподавание у нас ведётся по какому-то невероятно весёлому сценарию. Вместе с новыми словами нам объясняют основные моменты шведской жизни.

Например, что следует обязательно надевать шлем, когда катаешься на велосипеде. Нужно сортировать мусор так, как показано на картинке, висящей около мусорных баков. Нужно экономить электричество. Запрещается курить в помещении. Нельзя бить детей. Нельзя плохо относиться к представителям иной расы или вероисповедания. При этом преподаватель всё время спрашивает наше мнение:

— Нельзя издеваться над людьми с тёмным цветом кожи, правда же? Как вы считаете?

Мы активно принимаем участие в обсуждении проблемы. С места встаёт девушка из Украины и говорит:

— Конечно, нельзя издеваться над неграми! Они разве виноваты, что родились такими? Они же не выбирали! Что ж им теперь делать, если у них отсутствует ген, отвечающий за умственное развитие? Да что вы на меня так смотрите? Все люди рождаются с определённым набором хромосом. Украинские учёные смотрели в микроскоп и доказали, что у негров отсутствуют две хромосомы. Давайте я вам сейчас нарисую. Я в Киеве работала генетиком.

И она рисует длинные цепочки, кружочки и чёрточки, и объясняет, чем отличаются негры от белых. Мы все смотрим, затаив дыхание, преподаватель не может поверить своим глазам, да и, похоже, у него вдобавок пропал дар речи. Рядом со мной сидит один палестинский журналист, он весь превратился в слух, подался вперёд и шепчет в полном восторге:

— Только не перебивайте её, ради бога, я хочу дослушать этот бред до конца.

Ещё у нас в группе есть девушка из Ирана, она в этом году впервые увидела снег. Иранка очень эмоционально и поэтично описывает это событие:

— Я раньше видела снег только по телевизору. Мне было так интересно! Я оделась как можно теплее и вышла во двор. О боже, какой кошмар! Такого холода просто не может быть, даже в холодильнике! Моё лицо! Что с моим лицом? Оно всё горит! Как больно! Я испугалась, что у меня сейчас слезет кожа! А что случилось с дорогой? Она вся скользкая, совершено невозможно стоять. Я хотела убежать обратно домой, поскользнулась, упала — и лежу! Моя мама увидела из окна и выбежала мне помочь. Но тоже упала, лежит и не встаёт, барахтается в снегу! Хорошо, что бабушка увидела, сбежала вниз по лестнице, но выходить не стала. Открыла дверь и протянула нам швабру. Мама ухватилась, а я за неё, и бабуля нас подтащила к дверям!

А ещё нужно обязательно рассказать про американку Гейл. Она мне запомнилась тем, что постоянно говорила о своей обуви. Примерно так:

— Швеция — замечательная страна с древними традициями. Единственное, что мне не нравится, у меня здесь бывает очень грязная обувь. Да, обувь тут сильно пачкается. Недавно мы ходили гулять в лес, и мои ботинки сильно запачкались, мне пришлось их мыть. В американских лесах обувь никогда не пачкается. В Стокгольме такие грязные дороги и торговые центры, и даже транспорт. Каждый день, приходя домой, я проверяю состояние своей обуви. И она почти всегда оказывается грязной! В Америке я бы подала в суд, но здесь меня никто не хочет слушать!

Мы все очень разные. Первые недели я испытываю шок, настолько мы друг на друга не похожи.

Буквально всё у нас разное: возраст, уровень образования, цели в жизни. И учимся мы поэтому совершенно по-разному. Нам много задают, но никогда не проверяют, что мы сделали. На уроках нас не спрашивают и оценок не ставят. Поэтому у некоторых учение продвигается очень быстро, они просто несутся вперёд сломя голову, а другие бесконечно топчутся на месте. Наша группа совсем недолго остаётся такой, как я её запомнила в самом начале. Начинается расслоение, брожение и шатание. За месяц я закончила весь первый курс и потребовала меня проэкзаменовать. За второй месяц я одолела второй курс, а за третий — заключительный. Преподаватель ворчал, что студентам из постсоветских стран вечно нужно больше всех, но я парировала, что так уж нас воспитали. Кто ж виноват, что нас так воспитали? А может быть, у нас просто отсутствуют какие-нибудь хромосомы?

Группа быстро разлетелась на части, и больше я почти никого не видела. Единственный человек, с которым мы общались, был англичанин Марк Джоунз. Он уехал обратно в Англию, но продолжал иногда слать мне настоящие бумажные (не электронные) письма. В последнем значилось:

Дорогая Катя!

Как было бы весело, если бы ты смогла приехать ко мне в гости. Если ты выедешь в конце сентября, то как раз успеешь на лисью охоту. У нас в деревне много зверей, и я могу тебе обещать очень хороший гон. Только не забудь свою винтовку на лис, потому что у меня их всего семь, и я уже обещал их друзьям. Буду ждать тебя.