Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана» Страница 27

При распределении продуктов он, как и все остальные, получил свою долю. Но из-за невероятной прожорливости запаса, рассчитанного на четыре месяца, ему не хватило даже на два. И снова начались адские муки голода.

Сумей несчастный преодолеть свою робость, он бы легко выбрался из беды. Стоило обратиться к Хартлпулу или Кау-джеру, ему дали бы дополнительный паек. Но парень туго соображал, для него это был поступок. Всю жизнь Блэкер находился на самой нижней ступени социальной лестницы и давно смирился со своим несчастьем. Он не понимал, какие силы управляют миром, и никогда не стремился противодействовать им.

Блэкер предпочел бы голодную смерть жалобам на свою судьбу. Но тут ему на помощь пришел Паттерсон.

Ирландец давно заметил, с какой быстротой его товарищ уничтожает продукты, это обстоятельство навело на мысль о выгодной сделке. Пока бедолага поглощал свою долю, Паттерсон всячески ограничивал себя в пище. От жадности он почти ничего не ел, лишая себя самого необходимого, но не стыдился подбирать чужие объедки.

Наконец настал день, когда у Блэкера ничего не осталось. Этой-то минуты и ждал скряга. Под видом благодеяния он предложил продать ему за приличную цену часть сэкономленных продуктов. Сделка была принята с восторгом, тотчас же осуществлена и неоднократно возобновлялась — до тех пор, пока у покупателя не иссякли последние деньги. Сначала Паттерсон, ссылаясь на катастрофическое сокращение запасов, постепенно повышал цены, а когда карманы Блэкера окончательно опустели, закрыл лавочку, не обращая никакого внимания на муки несчастного, которого обрекал на голодную смерть.

Блэкер, считая подобное положение естественным результатом все той же силы, правящей людьми, по-прежнему не осмеливался роптать. Забившись в угол, сжимая обеими руками втянутый живот, он неподвижно лежал так часами, и только судорожное подергивание лица выдавало его страдания. Паттерсон равнодушно наблюдал за товарищем. Какое значение может иметь смерть человека, не имеющего денег.

Но в конце концов муки голода победили покорность судьбе. После многочасовой пытки Блэкер встал, покачиваясь, вышел из дому и, побродив по лагерю, куда-то исчез…

Однажды вечером Кау-джер, возвращаясь в свою палатку, чуть не наступил на распростертое тело. Он наклонился и потряс лежавшего человека за плечо. Тот застонал. Кау-джер дал ему несколько капель укрепляющего средства и спросил:

— Что с вами?

— Я голоден, — едва слышно прошептал бедолага.

— Голоден? Но разве вы не получили продуктов, как все остальные?

Тогда Блэкер прерывающимся от слабости голосом коротко поведал свою грустную историю — о болезни, вынуждавшей его непрерывно набивать желудок, о том, как у него быстро кончились продукты и как он покупал их у Паттерсона, а также о том, как ирландец в течение трех дней не обращал никакого внимания на его муки.

Потрясенный Кау-джер слушал этот рассказ и не верил своим ушам. Неужели, несмотря на катастрофу и пережитые ужасы, у Паттерсона сохранилась такая немыслимая жадность? Продавец-грабитель, бессовестный торгаш, отмеривающий жизнь человеку по дням!

Каким бы гнусным ни казался ему поступок Паттерсона, лучше было оставить его безнаказанным, чем создавать новую причину для волнений. Кау-джер просто выдал дополнительный паек Блэкеру, заверив, что и в дальнейшем он будет получать столько, сколько потребуется.

Но имя ирландца врезалось в память, и носитель его стал прообразом всего самого отвратительного, что только может заключаться в человеческой душе. Поэтому Кау-джер ничуть не удивился, когда через два дня Хальг снова упомянул о Паттерсоне.

Юноша возвращался после обычного свидания с Грациэллой. Едва увидев своего друга, он побежал ему навстречу и сразу выпалил:

— Я узнал, кто достает Лазару Черони спирт!

— Ну да! — обрадовался Кау-джер. — Кто же?

— Паттерсон.

— Паттерсон?

— Он самый! — подтвердил Хальг. — Только что я видел, как ирландец передал Лазару ром. Теперь мне понятно, почему они сдружились!

— А ты не ошибаешься?

— Нисколько. Самое интересное, что этот грабитель не дает, а продает ром. И довольно дорого. Я слышал, как они торговались. Черони жаловался, что все его сбережения уплыли в карман Паттерсона.

Хальг на мгновение остановился, а затем гневно воскликнул:

— Когда у Лазара нет денег на выпивку, он способен на все. Что теперь станет с его женой и дочерью!

— Надо принять меры, — ответил Кау-джер.

И, подумав, сказал тоном легкого упрека:

— Раз уж мы начали этот разговор, доведем его до конца. Я никогда не обсуждал твоего поведения, но знаю твои мечты. На что ты надеешься, мой мальчик?

Потупив взор, Хальг молчал.

— Скоро, может быть, даже через месяц, все эти люди уйдут из нашей жизни. И Грациэлла тоже.

— Почему бы ей не остаться с нами? — возразил юноша, подняв голову.

— А как же Туллия?

— Туллия тоже может остаться.

— И ты думаешь, что она согласится покинуть мужа?

Хальг убежденно произнес:

— Нужно сделать так, чтобы она согласилась.

Кау-джер с сомнением покачал головой.

— Грациэлла поможет мне уговорить мать! — с жаром воскликнул молодой индеец. — Она твердо решила остаться здесь, если вы разрешите. И дело не только в том, что девушка больше не в состоянии переносить жизнь с пьяницей-отцом, но еще и в том, что она очень боится кое-кого из эмигрантов.

— Боится?

— Да. И прежде всего — Паттерсона. Вот уже месяц, как он крутится возле нее. И ром-то он доставал лишь для того, чтобы привлечь Черони на свою сторону. А несколько дней назад появился еще один поклонник, по имени Сирк, из банды Дорика. Этот будет похлеще.

— Чем же?

— Куда бы ни пошла Грациэлла, он всегда на ее пути. Она не может выйти из дома, чтобы не встретиться с ним. Он пристает, говорит всякие гадости. Она пыталась поставить его на место, тогда Сирк стал ей угрожать. Девушка очень боится его. Хорошо еще, что я здесь.

Мужчина улыбнулся этой вспышке юношеского задора и ласковым жестом усмирил своего воспитанника.

— Успокойся, Хальг, успокойся. Очень прошу тебя сдерживаться. Гнев почти всегда бесполезен, а чаще вреден. Помни: насилие никогда не приводит к добру, кроме случаев самозащиты.

После этого разговора тревога Кау-джера возросла. Он понимал, что появление соперников еще больше усложнит положение семьи Черони, а Хальг начнет ревновать, что может привести к самым непредвиденным событиям. Кау-джер боялся за юношу.

Ну, а что касается снабжения Черони алкоголем, то такое открытие не разрешало проблемы. Ведь выяснилось только одно: кто доставлял Лазару спирт. Но откуда брал его сам поставщик? Неужели Паттерсон устроил где-нибудь тайник? Маловероятно. Если даже допустить, что ирландцу, несмотря на строгое предупреждение и наблюдение капитана Леккара, удалось погрузить на «Джонатан» запретный товар, где бы он его спрятал после кораблекрушения? Нет, была единственная возможность — воровать ром из корабельных запасов. Но каким образом? Ведь груз с «Джонатана» охранялся днем и ночью. Кто был вором — Паттерсон или Черони, — вопрос оставался открытым.