Дончо Папазов - Под парусом через океан Страница 27

Планктона в океане стало значительно меньше. С большим трудом за несколько часов ловли мы собираем в сети граммов 100–120. Мы так и не привыкли к нему, он неприятен нам по-прежнему. Вообще с едой у нас стало плохо. Консервы портятся, и, чтобы есть их, надо так же мобилизовать волю, как перед чашкой планктона. Заметно, что мы покидаем пределы богатого планктоном Канарского течения. Скоро войдем в Экваториальное, и уловы наши станут еще скуднее.

У меня, знаменитого гурмана, пропал аппетит. Немного поев, уже чувствую тяжесть в желудке. Часто подташнивает. Или мы выбрали плохие консервы, или пора закрывать консервную фабрику “Родопы”. Планктон тошноты не вызывает, значит, все дело в консервах.

Погода прохладная, а это создаст идеальные условия для работы.

Вспоминаю Африку. Ее пески цвета охры и странные белые города. За внешней безмятежностью континента скрывается трагедия миллионов людей, обреченных на голодную смерть. Только за последние шесть лет пустыня принесла страшное опустошение. Каждый год она продвигается в глубь плодородных земель па 60 километров. Пески заносят результаты труда нескольких поколений. На континенте осталась только третья часть поголовья скота от существовавшего в лучшие времена. Десятки стран живут подаянием богатых государств. Станет ли когда-нибудь планктон их пищей, спасающей от голода? В планктоне содержится белка в пять-шесть раз больше, чем в любой другой живой материи, обитающей в море или на суше. Принесет ли он насыщение миллионам людей? Сможет ли человек изобрести рентабельный способ его добычи или искусственного его выращивания? Борьба с голодом этой вечной проблемой Земли, ведется, конечно, многообразными способами. И на суше. И в морс. И если наша экспедиция укажет еще один путь, можно будет считать, что усилия наши вознаграждены.

Думаю, что в ближайшем будущем человечество будет заниматься не только проблемой ограничения распространения атомного оружия и проблемой разоружения, но также и проблемой распределения основных видов продовольствия. Международные организации должны будут заняться созданием системы контроля цен, совершенствованием техники изготовления пищи. Для этого надо будет использовать все новейшие достижения техники, биологии, химии.

В Гибралтаре, читая газеты, я был поражен, как много в них пишут об энергетическом кризисе, о его тяжелых последствиях. Об этом пишут уже два года. Модная тема. Фотография голландского молочника, который после вздорожания бензина запряг в свой автомобиль лошадь, обошла мировую прессу. За два года об энергетическом кризисе написано больше, чем о голоде со времен Гутенберга. Когда в 1974 году в Эфиопии умерло с голоду 200 тысяч человек, то об этом появились лишь короткие сообщения. Своя рубашка ближе к телу — такова мораль западного мира, мира торгашей, барышников, гешефтмахеров!

Средняя скорость нашей лодки 65 миль в сутки. Это гораздо больше, чем мы ожидали. При хорошем пассате мы однажды прошли за 12 часов 55 миль. Это наш рекорд. Причем ни одна волна тогда не захлестнула лодку.

Теперь мы сменяем друг друга на вахте каждые два часа. Дольше невозможно вынести под палящим солнцем. Идем только па гроте и стакселе на гике.

Лодка идет на фордевинде. Курс, требующий самого большого внимания. Чуть отвлечешься, начинает плескаться стаксель. И совсем страшно, когда грот с треском перебрасывается с одной стороны на другую. Если бы ветер был сильнее, мачта наверняка опрокинулась бы.

Планктона становится все меньше. Вода в темноте фосфоресцирует слабо.

Ночью мы спим. На двойных стакселях лодка идет сама. Так будет продолжаться еще несколько дней. Здесь самая “безлюдная” зона Атлантики. Здесь не проходят морские пути. Почти не водится рыба. Ближайшая суша находится от нас в 900 милях. Сильнее, чем сейчас, мы и не можем быть оторванными от мира.

Питаемся мукой. Изредка позволяем себе полакомиться орехами, сухофруктами и маслинами.

Я уже втянулся в эту жизнь и могу плыть как угодно долго. Худею умеренно. Отдых не расслабляет меня. Хроническое недосыпание иногда вызывает легкое недомогание, но сплю, как всегда, крепко, и сон восстанавливает силы.

Великолепная вещь — двойные стаксели. Плохо только то, что они затягивают нас южнее, чем мы хотели. Так мы можем очутиться не на Кубе, а па Барбадосе. Днем мы корректируем отклонение, вызванное бесконтрольным движением в течение пятичасового ночного сна. Так как нас сносит, мы может позволить себе идти с двойными стакселями только по пять часов в сутки. Хорошо тем, кто путешествует без точной программы. Отправляются из Лас-Пальмаса, целиком полагаясь на ветер. Он несет их прямо к Мартинике или Барбадосу, Плывут только на двойных стакселях. Л мы стремимся к Сантьяго-де-Куба, расположенному севернее Барбадоса на 1200 миль.

Прошли двухтысячную милю. Меня это очень радует. Я почувствовала приближение берега. Через месяц или полтора будем на Кубе.

Из Софии мы отправились 30 марта. С тех пор мы не видели Яну. Скорее, скорее навстречу ей! Я все время поглядываю на табло лага. Вокруг нас бесконечный океан, и только медленно ползущие цифры лага свидетельствуют о том, что мы движемся к берегу.

Дончо советует мне не очень доверять прибору, ибо он показывает иное расстояние, не совпадающее с реальным. А вычислить поправку к его показаниям сложно. Я немного обиделась на Дончо, потому что люблю этот счетчик расстояний. Почему же нельзя ему верить, спорю я с Дончо, если лаг показал 702 мили на дистанции между Гибралтаром и Лас-Пальмасом, допустив ошибку лишь в две мили? Да, говорит Дончо, но там поправка совпадала со скоростью течения в том районе. Здесь же течение иное, и отклонение в показаниях лага может быть каким угодно. Дончо не может изменить моего отношения к прибору.

Но Дончо пренебрегает лагом только на словах: когда сломалась планка, на которой был закреплен лаг, он забегал, достал инструменты, полдня пилил, строгал, стучал молотком, а когда починил ее, то выглядел таким счастливым, будто спас утопавшего.

В море то и дело попадается разный мусор. Куски краски, винная бутылка, а через два дня нашлась и пробка от нее. Какие-то сети зацепились за лаг. Наткнулись мы на пластмассовое ведерко, выудили и детский поясок.

Все эти мелочи невольно связывают нас с людьми, не дают нам чувствовать себя до конца оторванными от них. Мы назвали их одним термином — “Дела человеческие”. Даже о плывущей в океане бутылочной пробке часами можно выдумывать увлекательные истории.