Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания Страница 28

Все эти суммы сразу же изымаются из общей добычи. Оставшееся делится между командой, но капитан получает от четырех до пяти долей. Остальные же делят все поровну. Юнги получают половинную долю. Если среди пиратов есть такие, которые вышли в плавание вообще впервые, то им выделяется совсем небольшая часть, а остаток идет в общую кассу.

…Если захваченный корабль лучше их собственного, пираты переходят на него, а свой сжигают. После того как корабль захвачен, никому не дается право грабить имущество, посягать на товары в его трюмах.

…Чтобы никто не захватил больше другого и не было никакого обмана, каждый, получая свою долю добычи, должен поклясться на Библии, что не взял ни на грош больше, чем ему полагалось при дележке.

…Того, кто дал ложную клятву, изгоняют с корабля и впредь никогда не принимают…

Пираты придерживаются своих собственных законов и сами вершат суд над теми, кто совершил вероломное убийство. Виновного в таких случаях привязывают к дереву, и он должен сам выбрать человека, который его умертвит. Если же окажется, что пират отправил своего врага на тот свет вполне заслуженно, то есть дал ему возможность зарядить ружье и не нападал на него сзади, товарищи убийцу прощают.

Среди пиратов дуэли завязываются довольно легко. Захватив корабль, пленных высаживают при первой же возможности. Но двоих или троих оставляют, чтобы впоследствии продать или заставить делать все, что не хотят исполнять сами. После двух-трех лет добросовестной службы их иногда отпускают».

Подобное описание традиций, данное в книге «Пираты Америки», не очень вяжется с представлениями современных людей о морских разбойниках прошлых веков. Но, видимо, у автора книги были на этот счет свои основания.

«Заземляемся!»

Считается, что в XVI — XVIII веках половина пиратов заканчивали свою жизнь в морской пучине, в тюрьмах, на виселицах, на необитаемых островах и в сражениях. Но немало было и тех, кто дожил до старости и не растранжирил свою долю добычи, собранную за многие годы. Эти пираты порывали с разбойничьим промыслом, оседали на берегу и нередко становились добропорядочными гражданами той или иной страны.

«Заземляемся!» — говорили в таких случаях джентльмены удачи. Свое разбойничье прошлое «заземлившиеся», конечно, тщательно скрывали и от окружающих, и от своих потомков. Так что многие состоятельные люди даже не подозревают о пиратском прошлом своих предков и о происхождении их богатства.

Во второй половине XVIII века немало бывших морских разбойников осели в Нью-Йорке. Самые удачливые, ловкие и работоспособные стали почтенными коммерсантами, банкирами, промышленниками, известными не только в городе, но и во всей Северной Америке.

«Заземленные» сразу узнавали друг друга, даже если впервые встретились в Нью-Йорке и никогда не видели друг друга на океанских просторах. Походка, взгляд, жесты, отдельные словечки выдавали в них бывших пиратов. Хотя распознать это могли только бывалые люди.

Цвет «усталого моря»

В самом конце XVIII века бывшие джентльмены удачи организовали в Нью-Йорке свой тайный клуб или общество «Синяя метка». Конечно, туда входили только бывшие пираты.

У них были особые поверья, традиции, обряды, которые они помнили, чтили, соблюдали и никому не открывали.

«Море прощает и отпускает лишь один раз», — считали члены «Синей метки». Поэтому никто из них больше не отправлялся в плавание ни в составе корабельного экипажа, ни в качестве пассажира. Иначе море уже «не простит, не отпустит» и не даст «заземлиться».

Некогда бравые, а ныне почтенные старики избрали своей клубной эмблемой не обычную пиратскую черную метку, а синюю, или, как они говорили, — цвета «уставшего моря».

Впрочем, эта синяя метка с традиционными черепом и костями имела и зловещее предназначение. Не всегда бывшие джентльмены удачи оставались благодушными бизнесменами. Отступникам, предателям, раскрывшим их секреты, и конкурентам они отправляли роковой знак цвета «уставшего моря».

Видимо, разбойничьи повадки не истреблялись ни земельным уютом, ни степенным образом жизни, ни солидным положением в обществе. Это, как говорили сами бывшие пираты, месть моря за грехи.

В ночь лунного затмения

Иногда нью-йоркские «заземлившиеся» джентльмены удачи собирались все вместе по особенному случаю. Посторонние не знали, как часто происходили подобные сборища. Поговаривали, что такое случалось в ночи лунного затмения.

Бывшие пираты отправлялись на берег океана с игрушечными корабликами. Там они писали записки-пожелания. В них упоминали известных и неизвестных загубленных ими людей и имена погибших товарищей. Игрушечные кораблики с записками пускались в воды океана.

Наивные головорезы полагали, что этой мистерией они хоть немного очищаются от грехов.

Только в ночь лунного затмения из океана можно услышать голоса всех погибших в пучине за всю историю мореходства, считали пираты.

Каждый из этих миллионов погибших, согласно поверью, рассказывал тайну своей смерти. Их жалобы сливались в одну печальную песню океана. Казалось, что сама стихия оплакивала свои жертвы в ночь лунного затмения.

После такой церемонии члены тайного общества «Синяя метка» переодевались в обноски, специально сохраненные с времен «морских забав», и начинали свой ритуальный обход злачных мест Нью-Йорка.

«Ад и галеры города»

Начинался этот необычный поход со знаменитого рокового места в Нью-Йорке под названием «Пять Углов».

В литературе сохранилось его описание. Правда, относится оно уже к середине XIX века. В книге «Нью-Йоркские тайны» Вильяма Кобба говорится: «…Вот Пять Углов, ад и галеры города нашего.

К Пяти Углам прилегают пять улиц. Это перекресток. В него упираются, как в центр, длинные, узкие, грязные переулки, окаймляемые деревянными домишками, большею частью покривившимися, с расшатавшимися балками, нечто вроде свай, вбитых в грязь и гадость.

Ночью газ бросает свой желтый свет; тогда все это похоже на остовы старых кораблей…

Днем здесь полнейшая тишина. Изредка только услышится шепот: то пробуждение вчерашнего пьянства, или оханье больного, или же это уносят какой-нибудь труп. Это труп кого-то без имени, какого-нибудь бедняка, не проснувшегося сегодня утром, или найденного мертвым…

Но вечером, со всех концов большого города, парии сбегаются в бесспорно им принадлежащие владения… Целый день они шлялись во всех направлениях в своих странных лохмотьях.

Они просили милостыню там, где подают ее, и обкрадывали там, где можно взять.

Дети бегали, прыгали, кувыркались перед каретами наперегонки с лошадьми, иногда давившими их. Они набирали несколько центов, играли в «голову» или «хвост» — то же, что у нас «орел» или «решетка».

Женщины искали… кого? Кто бросит взгляд на этих поношенных созданий, с свинцовым цветом лица, с высохшею шеею?

Все это возвращается в бесчисленную семью порочных и угнетенных, под тот ужасный кров, где нет ни каст, ни классов, ни подразделений, — где все подходит под один уровень стыда и разврата… 

Тут сходятся сотни, тысячи…

И когда все возвращаются из этого ежедневного обхода, тогда начинаются гнусные сатурналии этого ада».

Но неприглядная обыденная жизнь «Пяти Углов» мало впечатляла бывших пиратов. И не такое доводилось им видеть в различных портах Атлантики.

Обитатели «ада и галер» Нью-Йорка относились к ним с почтением. При виде компании «джентльменов удачи» проститутки, воры, нищие, спившиеся бродяги почтительно расступались, а потом с уважением глядели им вслед и поясняли новичкам «Пяти Углов»: «Вот пошли стальные ребята… Не гляди на их плешивый возраст… На пути им лучше не попадаться…»

А «стальные ребята» тем временем по-хозяйски шествовали к улочке со зловещим названием «Переулок Убийцы». Здесь, в заброшенной пивоварне начала XVIII века, находился притон «Золотая пещера».

Лишь во второй половине XIX столетия властям Нью-Йорка удастся снести это дно города. Но к тому времени уже не останется никого в живых из братства «Синяя метка».

В «Золотой пещере» ветеранов морского разбоя знали все. Хозяин притона лично встречал их и провожал в особую комнату с единственным оконцем. Здесь, за толстыми стенами, почти не были слышны характерные звуки ночлежки: храп, стоны, ругательства, шум потасовок.

Бывшие пираты называли эту комнату «кают-компанией» и в свое время самолично оборудовали ее. Якоря, штурвал, цепи, весла, пустые бочонки украшали эту обитель джентльменов удачи.

Когда они являлись, хозяин притона вывешивал над окном старое полотнище с черепом и костями. После этого старые пираты с ностальгическим чувством, а порой и со слезами на глазах, исполняли песню, которая стала своеобразным гимном братства «Синей метки»: