Соломон Шульман - Австралия — Terra Incognita: Когда звери еще были людьми Страница 29

С этого момента австралийские спецслужбы начинают внимательно следить за советскими дипломатами. В их поле зрения попадают не только посольские работники, но и некоторые деятели компартии Австралии, например весьма почитаемая в свое время советскими идеологами писательница Катарина Причард — одна из основателей австралийской компартии, известная в шпионских кругах под кличкой «Академик»[30].

Почувствовав, что «сеть» под угрозой, советская сторона отзывает ряд сотрудников посольства, а также резидента разведки, работавшего под прикрытием корреспондента ТАСС. Вместо него в 1952 году в Канберре появляется новый третий секретарь советского посольства — Владимир Петров с женой.

Само собой разумеется, австралийская сторона понимала, что приехал не ангел с крылышками. Петров был подполковником КГБ-ГРУ[31], присланным координировать советскую разведывательную сеть в Австралии. Он сразу же попадает под плотное наблюдение агентов ASIO — австралийской контрразведки.

Первое, на что агенты обратили внимание, — это на то, что Петрову по душе австралийский стиль жизни и что он проводит немало времени в пабах и «не дурак выпить». Затем от новых местных приятелей Петрова поступает сообщение, что он совсем не «стальной чекист», как можно было ожидать, а скорее кандидат в перебежчики. С этого момента сотрудники ASIO начинают «работать» с Петровым.

Мотивы самого Петрова неоднозначны. По одной из версий, Петров предал свое родное ведомство по идейным соображениям — разочаровался в советской системе. По другой — его попросту купили за смехотворную по сегодняшним меркам сумму. И наконец, есть третья версия. Только что умер Сталин, и Хрущев расстрелял министра КГБ Лаврентия Берию. Петров был человеком Берии и боялся возвращаться в СССР.

Как бы там ни было, но в апреле 1954 года Владимир Петров становится «невозвращенцем» и передает австралийским властям секретные документы советского посольства. По разным оценкам, с их помощью западные спецслужбы получили имена и коды сотен советских агентов, работавших во многих странах мира. В частности, благодаря этой информации стало известно о деятельности Кима Филби — одного из самых ценных советских шпионов за всю историю советской разведки, который был высокопоставленным сотрудником секретной службы Великобритании[32]. Кроме того, Петров указал на нескольких сотрудников австралийского МИДа как на советских шпионов и выдал разветвленную агентурную сеть, добывавшую в Австралии информацию об урановых рудниках. Как пишет один из бывших офицеров ASIO: «Он был самым ценным перебежчиком в истории противоборства спецслужб в послевоенное время».

Советские «дипкурьеры» волокут к самолету разведчицу Евдокию Петрову

Как только стало известно о шаге Петрова, советские власти постарались немедленно вывезти из Австралии его жену, Евдокию, которая также была советской разведчицей, капитаном КГБ-ГРУ. Происходило это в духе захватывающих кинобоевиков. На фотографиях австралийских газет того времени можно видеть (см. фото), как два здоровых мужика — «вооруженные дипкурьеры», как гласит подпись под фотографией, — крепко держа под руки с двух сторон почти висящую на них плачущую женщину, волокут ее по сиднейскому аэропорту. Одна из ее туфель потеряна, и женщина почти в невменяемом состоянии…

Сейчас в это трудно поверить, но тогда «дипкурьерам» удалось-таки дотащить ее до самолета, и самолет взлетел. Видимо, сами австралийские власти были в шоке и не знали, как поступить. К счастью для «похищенной», для того чтобы пересечь океан, самолетам в то время еще требовалась посадка и дозаправка в Дарвине. Вероятно, за это время власти успели прийти в себя. Пилоты сообщили в диспетчерскую аэропорта, что их пассажирка в истерике. В салон ворвались полицейские, разоружили «дипкурьеров» и дали возможность госпоже Петровой поговорить по телефону с мужем. После этого она заявила, что не хочет возвращаться в Советский Союз.

Все это в конечном итоге вылилось в мировой скандал и привело к разрыву дипломатических отношений между Австралией и СССР, которые были восстановлены лишь через пять лет[33].

Путь к себе

Исход из Европы. Отцы и дети. Кризис самосознания. На плотах через океан. Азиатская мафия

Австралия избежала японской оккупации во Второй мировой войне, но дамоклов меч по-прежнему висел над ней. Будучи огромной по территории, с богатыми природными ресурсами, она оставалась полупустой со всего лишь семимиллионным населением. На нее с вожделением смотрели перенаселенные азиатские соседи. Австралийские политики прекрасно понимали, что страна должна быть срочно заселена или она исчезнет. Задача была довести численность населения хотя бы до 20 миллионов, и как можно быстрее. Но где взять этих людей?

Первая надежда была на метрополию, однако желающих переселиться в Австралию британцев явно не хватало. Зато в руинах лежала материковая Европа. Огромные толпы голодных, измученных, без крыши над головой людей, которых война лишила дома, друзей, близких, скитались по ней, толкая перед собой тележки со скарбом, переходя из одного лагеря для «перемещенных лиц» в другой и пополняя ряды бомжей. На их изможденных лицах светились радость, надежда, тревога. Радость от того, что ужасы войны позади, но и тревога о будущем. Им хотелось уйти как можно дальше от пережитого и обрести хотя бы минимальный уют и благополучие.

Это был великолепный «материал» для переселения, и Австралия была для них страной надежд. Как сказал один из иммигрантов: «Первым местом, куда бы я мечтал в то время переселиться, была Луна, вторым — Австралия».

Но одно дело — желание заселить страну, а другое — преодолеть расовые предрассудки, культурные барьеры, вековые конфликты. «Мы можем иметь белую Австралию, мы можем иметь черную Австралию, но мы не можем иметь пеструю», — сказал австралийский министр иммиграции того времени. Несмотря на то что переселенцы из Европы имели абсолютный приоритет, между ними было разделение. Предпочтение отдавалось северным европейцам, «арийцам», так сказать. Особенно это относилось к прибалтам, скандинавам, немцам, датчанам, голландцам. Однако «арийцев» явно не хватало, так что вскоре двери были открыты и для южан — жителей Сицилии, Турции, Греции, Ливана, Югославии.

Значение имело и политическое прошлое иммигранта. Даже бывшая принадлежность к компартии была абсолютно неприемлема для въезда в страну, более неприемлема, чем бывшая принадлежность к «наци».