Тур Хейердал - Фату-Хива. Возврат к природе Страница 29

Пришло время возвращаться. Солнце, как всегда в тропиках, быстро опускалось отвесно вниз, и тени заметно удлинились, когда мы подошли к деревне. Здесь молчаливый спутник отстал. Мы прошли почти всю деревню и приготовились нырнуть в чащу, когда нас окликнули из последней хижины.

— Хемаи те каикаи!

Голос принадлежал деревенской красавице Тахиапитиани. Согласно нашему самодельному словарику, ее призыв означал приглашение зайти и перекусить.

— Она просто так, — прошептал я, поправляя мешок на плече, чтобы не бросался в глаза. — Обыкновенная формула вежливости.

— Вене манжер! — повторила она, к нашему удивлению, на ломаном французском языке.

Кажется, всерьез зовет. Как быть? Во-первых, у нас мешок с черепами, во-вторых, в хижине Тахиапитиани недолго подхватить какую-нибудь заразу. Среди мужчин, сидевших на корточках перед дверью, нам бросился в глаза один с разбухшими от слоновой болезни ногами. А что еще нас подстерегает? Но отказаться — значит, обидеть. И мы подошли к дому.

Едва мы ступили на паэ-паэ — каменную платформу, служившую фундаментом бамбуковой хижины, — как нам стало ясно, что приглашение было всего лишь вежливой фразой вроде наших «здравствуйте» или «добрый вечер». Следовало ответить: «Спасибо, мы сыты!» — и шагать дальше.

Поздно. Нам уже подвинули деревянные миски. Осторожно, чтобы не гремели черепа, я опустил мешок на землю, и мы сели на корточках рядом со всеми. Я надеялся, что в сумраке черепа в мешке сойдут за кокосовые орехи или горные ананасы. Но красавица хозяйка поспешила зажечь маленький светильник. К счастью, свет от колышущегося язычка пламени не развеял тьму под хлебными деревьями. Зато он достаточно хорошо осветил содержимое одной из двух больших мисок, которые поставили между мной и Лив. В кокосовом соусе лежали куски сырой и далеко не свежей рыбы. Другая миска стояла в тени, но мы по запаху сразу определили, что она содержит пои-пои — главное блюдо большинства полинезийцев.

Маркизцы готовили особенно острый пои-пои. В глубокие ямы в земле закладывали плоды хлебного дерева и накрывали широкими листьями. Плодам полагалось гнить и бродить год, а то и больше. Получившееся липкое тесто извлекали из ямы и толкли шлифованным каменным пестом; при этом иногда добавляли немного воды и куски свежих плодов. Ели его сырым. Запах маркизского пои-пои так силен, что нормальный нос за несколько километров учует, где идет пир. Островитяне уверяли нас, что они с детства настолько привычны к этому кислому месиву, что не могут без него обходиться.

И вот перед нами общая миска с пои-пои. Оставалось по примеру остальных запустить туда три пальца и надеяться, что вкус окажется лучше запаха. Темнота нас выручила. Мы больше копались в миске, чем ели.

Несколько псов подкрались к нашему мешку и стали принюхиваться. Вот некстати… К счастью, негромкое рыгание возвестило, что трапеза окончена, и собаки, как всегда, поспешили наброситься на остатки.

Спало напряжение, в котором мы сами были повинны. Мимо нас промелькнуло несколько детей; затем мы увидели, как в темноте исчезают чьи-то толстенные ноги. Малыши улеглись на панданусовой циновке в лачуге, оставив нас одних с хозяином и хозяйкой. Красивая пара: она — стройная, с длинными черными волосами до бедер, он — высокий крепыш. Цвет кожи, как у арабов или загорелых европейцев. Губы узкие, тонкие, нос с горбинкой. Строением тела и чертами лица супруги отвечали обычному для Полинезии прототипу, заметно отличаясь от негроидных меланезийцев и низкорослых плосконосых индонезийцев на континентальных островах, отделяющих Полинезию от далекой Юго-Восточной Азии.

Неожиданно после еды первой заговорила женщина.

— Вео — охотник, — сказала она, кивком указывая на мужа. — Вео хорошо знает остров.

Они перешли на шепот. Вео обнаружил пять больших пещер в отвесных скалах Ханахоуа — необитаемой долины за горами, куда по суше пройти нельзя, слишком круто. Ему удалось подняться к двум из этих пещер; они напоминали большие дома. У входа, преграждая путь, стоят огромные деревянные тики; за ними Вео рассмотрел множество старинных орудий, украшений и мелких божков из дерева и камня. Зная, что старые погребальные пещеры охраняются табу, Вео не решился входить.

Подбодряемый женой, Вео вызвался за вознаграждение показать нам, где находятся пещеры. Дело в том, что в Ханахоуа можно попасть только с моря, да и то прибой на восточном побережье такой сильный, что на обычной рыбачьей лодке к берегу не пристанешь. С одной шхуны туда посылали шлюпку, но пришлось возвращаться, потому что волны грозили разбить ее о камни. Лишь большая морская пирога годится. А их на всем острове осталось только три. Если я смогу нанять такую пирогу с четырьмя сильными гребцами, Вео покажет путь.

Луна поднялась высоко над хлебными деревьями, когда мы завершили секретные переговоры и заковыляли вверх по долине с нашей необычной ношей. Придя в хижину, я сунул мешок под нары, но сперва пришлось вынуть три черепа и положить отдельно.

Через несколько дней Лив разбудила меня среди ночи.

— В доме кто-то есть! — прошептала она мне на ухо.

Лежа с краю, я приоткрыл один глаз и при свете яркой луны убедился, что в хижине, кроме нас, нет никого.

— Но я слышала шум, — настаивала Лив.

— Может быть, это людоеды под нарами ворочаются, — успокоил я ее и приготовился дальше спать.

Но тут же мы оба подскочили, сна как не бывало. Под койкой и впрямь жутко стучали кости. Мы наклонились — и не поверили своим глазам. Три черепа, положенных отдельно, качались и кивали, будто сговаривались, как выбраться из хижины.

Лив завизжала, у меня екнуло сердце. Какая-то тень юркнула в другой конец хижины. Мелькнул и скрылся под бамбуковой плетенкой тонкий хвост. Безобидная плодовая крыса… Забралась в один из черепов, потом испуганно заметалась в тесной темнице, и все три черепа начали качаться со стуком.

Мы выглянули в окно. Вознесшие свои кроны над мирным лесом, озаренные луной пальмы лукаво кивали нам,

Один в безмолвном мире. Только дебри кругом. Темно-зеленый мир, где солнечные лучи золотыми прядями свисают с макушек деревьев-великанов. Полуденное солнце в первозданном лесу. Никакого движения. Никаких звуков — ни в небе, ни на земле. Полная тишина. Лишь где-то далеко-далеко время от времени падают кокосовые орехи. Все восприятие мира сводится к тому, что голая спина ощущает прикосновение мягкой прохладной травы, а нос обоняет запахи плодородной почвы и растительности. Раскинув руки и ноги, я простерся с закрытыми глазами рядом с тяжелой ношей дров и феи и наслаждаюсь, наслаждаюсь током крови во всех частях тела и наполняющим легкие свежим лесным воздухом.