Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник) Страница 3

— Привет Аким! — раздавалось доброе приветствие знакомых. — Как живешь?

— Хорошо! — приветливо кивал он.

Ему было приятно, что его узнают истинные хозяева края. Но вместе с тем он чувствовал на спине липкие взгляды торговых шарлатанов, которым не раз вставал поперёк горла. Так, если всего два года назад за коробку в пятьдесят штук швейных иголок торгаши ломили до двадцати песцовых шкурок, то сегодня этот товар не был в цене. И к этому был причастен Аким Булавин. Он всю округу снабдил швейными принадлежностями. Правда, не такими изящными, как американские, но удобными, долговечными и по сходной цене, а то и вовсе одаривал тундровиков, своих добрых соседей.

— При торге гляди не на товар, а за спину торговца, — наставлял Аким растерявшегося при виде такого множества товара охотника Миткея. — Обмен хороший получится.

— Да, чепуха! — отмахнулся Миткей. — У купцов нынче товару, что вшей у богача — шибко много. Мен будет правильный. Купец не повезёт товар назад. Солнце вон как греет.

Он остановился напротив вороха товара, принадлежащего купцу Иннокентию Сушкову, у которого на реке Ясачной имелась фактория.

— Здорово! — поприветствовал Миткей. — Водка есть?

— Водку исправник всю скупил, — ответил Сушков. — Как ты на торг попал?

— Моя земля — везде попал, — огрызнулся Миткей и повторил: — Водка есть?

— Иди, иди! — отмахнулся от него Иннокентий. — Водку захотел, чурка безголовая?

— Меркишкин! — выругался Миткей, точно вонзил в наст колкий оштол. — Миткей чукча, значит, чурка, а Кеша юкагир, значит, американец? — ожесточаясь стал надвигаться на Сушкова охотник. — Однако ты, Иннокентий, глупый и безмозглый морж.

— Ладно, ладно! — вмешался Аким, чувствуя, что такая перепалка к добру не приведёт. — Зачем спорить? От ругани товар дешевле не станет. Исправник может вмешаться…

— Исправник, сволочь, — процедил сквозь зубы Сушков. — Вчера из Нижнеколымска пришёл. Всю водку забрал. Сказал, что конфискация. Американцам за водку жёлтые камушки давал. Американцы были довольны. Сказали, что шкурки — хорошо, а золото — много лучше.

— Что-то нынче американцев мало!

— Материковые ветры и тепло усилили в устье Колымы торошение. Запоздалая подвижка льдов у берегов Восточно-Сибирского и Чукотского морей не пропустили торговые шхуны американских снабженцев водкой. Никто не рискнул пробиться сквозь торосный ад. Что касается исправника Рогожкина, то он второй день гуляет с копачами в избе Семёна Шкулёва. Грызня у них была лютая. Ты, Аким, пойдёшь к ним?

— Нет, Кеша, не пойду, — сказал Булавин. — Мне с тобой приятнее поговорить. Глядишь, товаром обменяемся. Товар твой добротный, видный, не то, что у торговых людей с Ближней Америки или у марковских перекупщиков. Вот и у Миткея много песцовых шкурок. Ему нужен порох, патроны, верёвка, чай и бусы.

— Миткею, бусы? — усмехнулся Сушков.

— У него же старшая дочь — невеста! — серьёзно сказал Аким.

— А тогда зачем ему водка? Пьянка в торговом деле — нехорошо.

— Умные слова говоришь, купец, — улыбнулся Аким. — Ну, как, — по рукам? Весь товар забираем. Пусть купцы с Аляски затылки чешут, да ногти кусают.

— По рукам! — с азартом игрока согласился Иннокентий Сушков.

— Погоди, — остановил его Миткей.

Он лукавил, делая серьёзный вид, скрывая потешную мину, поглядывая на вытянутые в изумлении лица Акима и Иннокентия. Но, тут же, как ни в чем не бывало, предложил:

— Чай будем пить?

— Чай варкын! — обрадовано воскликнул Сушков и приветливо распахнул полог походного жилища.

После договорного чаепития с сахаром приступили к обмену.

Один из американцев, расположившийся рядом с палаткой Сушкова, подошёл к мену. Посасывая трубку он наблюдал за быстрыми движениями юкагира, складывающего в мешки Миткея разноцветные пачки спичек, плиточный прессованный табак, патроны, порох, листовую папушу, головки сахара, жевательный табак, муку, материал, верёвки… Торговец багровел, глядя, как рядом с мешком растёт ворох пушнины, ворчал, упрекая Сушкова в нарушении купеческой солидарности по удержанию единых цен. Уступчивость Сушкова может ударить их по карману и престижу.

Прикидывая в уме баланс мена, Иннокентий смахнул со лба испарину и бросил американцу:

— Торгуй сегодня — завтра поздно будет…

— О’кей! — буркнул торговец. — Так нельзя торговать, мистер Кеша. На один плёхой песец даёшь уйма пачек. — Он взял песцовую шкурку, встряхнул и подёргал ость. — И это товар? — покачав головой, он скорчил лицемерную гримасу.

— Кэпстон куришь? — кивнул на трубку американца Аким.

— Папуша, — чванливо причмокнул купец и протянул Булавину кисет, расшитый бисером, — мало-мало куришь, голова кольосом идьот.

— Хорош?

— Ол райт! — расплылся купец в жирной ухмылке. — Куритэ хорош руски табак. Один трубка куришь — вместе думаешь — хорош разговор получается. Правилно?

— Ты, господин хороший, верно думаешь, — вроде бы согласился Аким. — За табак благодарствую. Моя душа не принимает табачного смрада. Однако скажу тебе по-дружески: неважнецкие у вас могут сложиться дела, если товар не обменяете. Факторщик дело говорит. Купцы-скупердяи останутся в раскисшей тундре. Понял?

— Американский купец не был скупой, — обиделся торговец.

— Да и щедрыми вас, господин, ещё никто не видел, — сказал Аким в сердцах. — У тебя от табака голова колесом идет, а у Миткея от дум и забот разрывается. Вот в чём разница. И запомни, купец, великую мудрость: «Много хочется, мало сможется».

— О’кей! — вскинул руку американец в знак согласия. — Хорош мудрость! Мы подумайт…

«У человека два уха и два глаза… Куда же всё услышанное и увиденное умещается?» — удивлялся Миткей.

Он был счастлив, что встретил Акима, что удачно прошёл мен и у него много товару, которым от поделится с родичами.

«Был бы я богат, обзавёлся б тремя жёнами, как оленный богач Эрчин, — думал Миткей, поглядывая на Мотрону, когда она у приветливого костра на берегу реки подавала ему и Акиму в мисках из белого дерева бульон с русской приправой из толчёной петрушки, укропа и молотого перца, в меру посоленной и с чесночными лепёшками из американской крупчатки. — Я впервые ем такую вкусную пищу, а тойон Эрчин часто. Ведь у богатого чукчи много оленей, много вшей, много жён и товаров. У меня же много детей. Был бы Аким чукчей, то я одарил бы его мехами. Тогда Аким, раздобрившись, позвал бы меня в невтуны, так как братья по смежному браку неразлучны и по закону Тундры делят всё поровну. Однако Аким русский, а Мотрона ламутка. Их союз скреплён маленьким сахаляром Ваней. Никто и ничто не разлучит их…»