Бенгт Даниельссон - Счастливый остров Страница 30

Потом он стал серьезным и продолжал:

— Но я не раз задумывался, не был ли ваш рай и нашим местом сотворения человека. В конечном счете, может быть Тики и Хина — лишь другие имена тех же Адама и Евы? Но так или иначе, мы, полинезийцы, знаем наименование нашего рая, не то что вы, попаа. Подсаживайтесь ближе, и вы услышите истинную повесть о нашем происхождении, я заучил ее слово в слово от деда.

Те Ихо закрыл глаза, собираясь с мыслями, пошевелил губами, затем стал читать нараспев слабым, но ясным голосом:

Гаваики те а рунга,Гаваики те а раро,Гаваики таутау май,Гаваики таутау ату,Гаваики ка апари и те туа о Атеа,Гаваики нуи а наеа…

Мы понимали только отдельные слова, но были настолько заворожены ритмом и мелодией слов, что не хотели прерывать Те Ихо переводом Этьена. Все так же монотонно, нараспев, старик вдохновенно излагал сказание об утраченной родине — Гаваики, где обитали его предки на заре времен. Словно голос из прошлого донес нам древнюю мудрость, которая некогда считалась настолько священной, что ее знали лишь избранные жрецы, не смевшие изменить ни слова в старинном предании.

Внезапно Те Ихо смолк и снова погрузился в свои размышления. Я взглянул на часы. Он говорил непрерывно более получаса. Передохнув, он попытался продолжать, но память изменила ему, старик не мог вспомнить нужные слова. В конце концов Те Ихо сдался и вытащил жестяную банку, в которой прятал свои окурки. Чтобы быстрее найти их, он высыпал все содержимое банки. Мы увидели кроме окурков две коробочки спичек, луковицу, камень от пращи и… пластмассовый поясок.

Мы и дальше продолжали навещать Те Ихо, и постепенно для нас начали проясняться основные черты примечательной истории Рароиа. Конечно, трудно было связать между собой мифические рассказы о Гаваики и о великих плаваниях прошлого, но начиная с того момента, когда полинезийская «экспедиция» впервые достигла Рароиа, Те Ихо довольно точно и достоверно излагал судьбы своего народа. Так, однажды он перечислил все звенья своей генеалогии, начиная с первого поселенца на острове. Получилось тридцать поколений! Если на каждое поколение отвести 18 лет, то выходило, что остров был заселен в XV веке. Это довольно точно соответствует данным, полученным учеными методом сравнительного исследования.

Первым открыл Рароиа — и одновременно, разумеется, соседний остров Такуме, — некий Тане-арики, вероятно приплывший с Маркизских островов. Его внук Вароа стал первым местным вождем или королем. На протяжении последующих трехсот лет эта династия безраздельно правила обоими островами, но в начале XVIII века ее свергли. Предание объясняет это тем, что король привез себе супругу с чужого, вражеского острова. В дальнейшем вплоть до нашего времени власть принадлежала мелким вождям различных племенных групп.

Жизнь в пору правления первых вождей была суровой и примитивной. На песчаной полоске, окаймляющей лагуну, произрастало тогда еще меньше растений и обитало еще меньше животных, чем сейчас. Поначалу не было даже ни одной кокосовой пальмы. Собак не знали, и когда их впервые привезли, то ценили прежде всего как мясо. (Раройцы и сейчас считают собачье мясо лакомством и охотно платят несколько сотен франков за жирного пса.) Единственной одеждой мужчин была плетеная набедренная повязка из листьев пандануса, женщин — лубяная юбочка. Циновки, служившие, смотря по потребности, матрацем или одеялом, также плели из листьев; орудия труда изготовляли из дерева, кости и перламутра.

Постепенно раройцы осваивали местную природу, учились лучше пользоваться скудными ресурсами. Одновременно складывалась удивительно разносторонняя социальная и религиозная организация. Для всех важных дел и работ имелись специалисты, так называемые тахунга. Одни становились лодочными мастерами, другие — строителями, еще одна группа занималась изготовлением орудий труда и рыболовных крючков. Но наиболее важными и почитаемыми тахунга были врачи, жрецы и ученые, духовные пастыри народа.

Политическая власть сосредоточивалась у вождей. Это были гордые и смелые люди, обычно очень честолюбивые. Чтобы приумножить свою славу, они часто на вместительных двойных лодках (катамаранах) с панданусовыми парусами совершали большие плавания в поисках новых земель или военные походы на другие острова. В непосредственном подчинении вождя находился каито, военачальник; он отвечал за обучение военному делу всех боеспособных мужчин и исполнял роль, так сказать, начальника генерального штаба.

Те Ихо помнил большинство песен из героического эпоса прошлого и многие спел нам. Одна из самых длинных (и наиболее красивых) повествовала о карательном походе таитянского вождя Хонокуры против Такуме и Рароиа, чьи воины убили одного из его родственников во время набега на Таити.

Исполнив эту пехе (героическую песню), Те Ихо отвел нас к большому камню возле дома. У камня было свое имя — Митинити а кура; это на нем стоял Хонокура, когда объявил раройцам о вражде не на жизнь, а на смерть. На берегу лагуны Те Ихо показал отмель, где Хонокура бросил якорь. В наши дни против этой отмели становятся на якорь торговые шхуны.

Подобно многим другим полинезийским племенам, предки раройцев были каннибалами[27]. Каждый чужеземец считался врагом. Если к острову пригоняло ветром чужую лодку или на берег выбирались потерпевшие кораблекрушение, их тут же убивали и поедали. После сражения всех павших врагов жарили и съедали прямо на поле битвы. Однако, в отличие от маркизцев, раройцы никогда не охотились на людей ради еды. Каннибализм объяснялся не пристрастием к человеческому мясу, а повернем, будто к победителю переходит сила и отвага поверженного врага.

— И кроме того, съесть неприятеля было способом выразить свое крайнее презрение к нему, — сообщил Те Ихо, — потому же воины бросали через плечо обглоданную кость. Если убитый враг был смел и силен, из его костей потом делали орудия труда. Отец подарил мне однажды сверло, сделанное из кости знаменитого воина с Реао. Такого прочного сверла я никогда не видел. Кстати, я пользовался им, когда в молодости делал скамейку, на которой ты сидишь. Видишь, какие ровные, гладкие отверстия…

Сам Те Ихо никогда не наблюдал каннибальского пиршества, но Хикитахи, сидевший рядом с нами с правнуком на коленях, сообщил, что в детстве дважды видел схватки с чужеземцами, причем оба раза дело кончалось тем, что раройцы поедали убитых врагов.

— Сам я был еще мал, но мой отец, один из самых видных воинов, получал свою порцию вторым после вождя, — сказал Хикитахи. — Помню, отец жаловался, что мясо паумотуанских воинов очень жесткое. Мясо таитян считалось нежнее и вкуснее.