Галимов Брячеслав - Большая волна Страница 30

Не разубеждали они и в бесполезности поклонения идолам из дерева и металла, а также изображениям, нарисованным на стенах и досках. Причем, в данном случае поклонение верующих выражалось самым причудливым образом: так, например, особым почитанием пользовалась отчего-то бронзовая собака, сидящая перед воротами одного из храмов, – точнее, нос этой собаки. Все жители города были твердо убеждены, что если потереть этот собачий нос, то удача в делах, достаток в доме и счастье в личной жизни будут обеспечены. В результате, нос собаки терли так часто и сильно, что его бронза сияла подобно золоту. Об этом счастливом собачьем носе знали и в других городах страны, а также и в сельской местности, поэтому в праздничные дни перед бронзовой собакой толпилось больше паломников, чем перед огромной статуей Будды, находящейся в самом храме.

Этим обстоятельством охотно пользовались бродячие проповедники; один из них, обхватив собачью шею правой рукой, произнес горячую речь, которая вызвала одобрение в собравшейся толпе.

«Вот как поучает нас самый великий из всех великих богов: «Те, душа коих устремилась на Меня, которые, всегда благозвучные, поклоняются Мне, одаренные полнотою веры, эти – по Мысли Моей – наиболее совершенны в единении. Отрекаясь от чувств своих и побеждая их, они приходят ко Мне, – и Я не замедлю спасти их из океана смерти, ибо душа их устремлена на Меня». Он говорит ясно. Единая цель и два пути к достижению ее: путь отвлеченной мысли, трудный и крутой, для меньшинства; путь любви к Богу, открытый для каждого человека с сердцем.

Освободитесь от желаний, братья и сестры, освободитесь от желаний! Желание привлекает нас к отдельным вещам, оно же привязывает нас могучей цепью к колесу рождений и смертей; желание ослепляет наше духовное ведение и ведет нас в царство иллюзий, где теряется истинный смысл явлений; оно ведет нас в запутанный лабиринт пространства и времени, где каждая вещь кажется различной от каждой другой. Желание вызывает страдание, грусть, все принадлежности бедствия…

Все это реальность, – а что есть реальность, несчастный смертный человек!? Ты и она – одно; ты, бедный раб своих иллюзий, мертвец, оплакивающий своих мертвецов в пустыни жизни. Если бы ты, несчастный смертный человек, мог запечатлеть в своем сердце эту истину, ты увидел бы, как распадутся сами собой обманчивые границы, которые производят и грусть, и все твои страдания. Твое неведение – причина твоих бедствий… Это неведение уничтожится постепенно расширением нашего сознания; вот что мы понимаем под ростом человека!»

И при этих последних словах проповедник, плача, поцеловал бронзовую собаку в истертый нос. Заплакали и многие из тех, кто слышали эту речь, – хотя далеко не всё поняли в ней.

Глубокой ночью Такэно в последний раз обошел свою территорию. Староста вновь был с ним, обязанный по долгу службы сопровождать Такэно, однако ноги плохо слушались его, и он то и дело норовил упасть. Такэно приходилось придерживать его за пояс да еще выслушивать бесконечные извинения старосты по этому поводу.

С такой обузой Такэно вряд ли мог бы что-либо предпринять, если бы в его квартале случилось серьезное происшествие, но, к счастью, все было в порядке. Жители смирного нрава давно разошлись по своим домам, а гуляки долго бы еще, наверно, шатались по городу, но и их разогнал холодный ветер; лишь откуда-то издали доносилась заунывная песня, которую нестройно выводили пьяные голоса.

Жаровни с улиц были убраны, огонь после наступления полуночи повсюду потушен, как то предписывал обычай. Праздник закончился.

Можно было отправляться домой, но Такэно остановил спившийся поэт. Он выпил сегодня невероятное количество рисовой водки, которую ему подносили за то, что он читал свои стихи. Другой человек от стольких подношений пал бы замертво, но поэт крепко стоял на ногах: его только время от времени качало то вправо, то влево, но каждый раз ему удавалось вернуться в равновесное состояние.

– Господин мой, – говорил он Такэно, старательно произнося слова, – клянусь великими богами, я не посмел бы вас задерживать, однако у меня есть важная новость для вас. Не для вас как для вас, а для вас как для слуги князя. Я имею в виду не того слугу, который обслуживает, а того, который служит. Вот для вас как не для вас, а для того слуги, который не обслуживает князя, а служит ему – моя новость.

– Я слушаю вас, почтенный, – отвечал ему Такэно.

– Сегодня утром я написал: «Полет сороки над радугой небесной…» – ну и так далее, и значит, «ночь ушла без остатка». Хорошие стихи, правда?… Мои руки дрожат, всегда дрожат, так дрожат, что я не могу поднести стакан ко рту, – но еще могу писать стихи… Однако я хотел сказать не об этом, не об этом, мой господин. «Ночь ушла без остатка», – хорошо написано, красиво написано. Меня благодарили за мои стихи, весь день благодарили. «Ночь прошла без остатка. Как славно вы написали», – говорили они мне. Как славно… Да только это вранье! Нет, нет, не то вранье, что мне говорили, а то, что я написал. Вы, верно, подумали, что не я написал эти стихи? Нет, господин мой, клянусь великими богами, эти стихи написал я. По крайней мере, мне кажется, что они возникли в моей голове. Но речь о другом… О чем я собирался говорить с вами? Мысли теряются… Не уходите, прошу вас. Сейчас я вспомню.

– Гоните его прочь, пьянчугу! – вдруг зычно закричал проснувшийся староста.

– Тише, господин староста. Вы ведь должностное лицо, – укоризненно заметил ему Такэно и тот опять обмяк, закрыв глаза.

– Вспомнил! – воскликнул поэт. – Должностное лицо! Да, должностное лицо! Вы ведь тоже должностное лицо, и как должностное лицо вы должны доложить о том, что должно. Ночь прошла без остатка – это вранье. Ночь не прошла, – ночь наступает.

– Это я должен доложить князю? – спросил Такэно с легкой улыбкой. – Но простите, я вас перебил.

– Ночь настала, ночь настанет, ночь настает… Ночь настает, – вот о чем вам должно доложить нашему правителю. Я чувствую, я знаю, – на нас надвигается ночь. Тьма, которая сейчас окружает нас, ерунда. На нас надвигается настоящая ночь.

– Извините, я не понимаю вас.

– Господин мой, позвольте у вас узнать, как мы определяем приближение ночи?

– Это очень простой вопрос. День сменяется вечером, сумерки свидетельствуют о приближении ночи.

– Разрешите не согласиться с вами, мой господин. Сумерки бывают и посреди дня, когда сгущаются облака или солнце вдруг затеняет свой лик.

– Это правда, но вечерние сумерки особенные.

– А что же в них такого особенного?

Такэно призадумался.

– Ну, я не знаю, как это выразить, я не поэт, однако в вечерних сумерках есть нечто, свидетельствующее о приближении ночи. Затишье, что ли… И запахи, конечно, особые запахи вечера, – дневные запахи другие.