Джон Поллок - Апостол Страница 31

Когда Павел и Варнава принесли этот ответ в Антиохию, все христиане возрадовались. Вместе с ними из Иерусалима в подтверждение были посланы два выдающихся проповедника, Иуда Варсава и Сила (Силуан). Иуда и Сила провозгласили в Антиохийской церкви новоявленную волю Божию, а Павел и Варнава сидели у их ног. Павел никогда не уставал учиться: даже новообращенных он подбодрял, побуждая высказываться. Естественно, что теперь он воспользовался случаем поучиться у знаменитых в Иерусалиме проповедников.

Зимой, когда Иуда и Сила вернулись в Иерусалим, Павел оставался в Антиохии, но сердцем и умом стремился уже в Галатию. В нем до боли росло желание узнать, помогло ли его послание галатам, решили они свои проблемы или продолжают заблуждаться. В конце концов Павел не выдержал и сказал Варнаве: "Пойдем опять, посетим братьев наших по всем городам, в которых мы проповедовали слово Господне, как они живут". Варнава согласился. Но он хотел снова взять с собой Иоанна Марка.

Павел возражал. Его совсем не радовала перспектива проводить день за днем в обществе молодого человека, дезертировавшего в Пергии. Варнава видел, что Павел неправ. Он считал, что Марку нужно дать случай проявить себя: в нем чувствовался будущий евангелист, он нуждался только в ободрении. Но Павел решил не рисковать. Впереди их ждали испытания, разочарования, надежды — ведь Павел не намеревался надолго оставаться в Галатии — его звали неведомые, не знающие Христа страны. В условиях трудного похода спутники должны хорошо понимать друг друга во всем. И Павел не взял Марка.

Страсти разгорались. Лука не скрывает человеческих чувств апостолов, точно так же, как и Ветхий Завет не скрывает грехов царя Давида. "Отсюда произошло огорчение", — пишет Лука, используя сильное греческое выражение, основа которого сохранилась в современном слове "пароксизм". Независимо от того, кто был прав, Павлу действительно нужны были дружные спутники; впоследствии Павел поймет, что Марк мог быть ему хорошим товарищем, что оба они были виноваты, позволив спору разгореться до такой степени. Ситуация, должно быть, была не шуточной, если даже дружелюбный, уравновешенный Варнава разгневался. А Павел проживет еще много лет, прежде чем сможет советовать другим: "Любовь долготерпит, милосердствует, не ищет своего, не раздражается…"

Варнава и Павел каждый искали что-то свое. Ясно было, что дружба их подходит к концу.

Варнава, со свойственной ему склонностью к умиротворению, устранился и уехал с Марком на Кипр. Павел взял бы себе в спутники Силу. У Силы было преимущество перед другими кандидатами — он был римским гражданином, а это очень помогло бы в путешествии. И если им будет угрожать бичевание, то можно было бы заявить, что оба они — римские граждане. Но Сила должен был вернуться в Иерусалим. Павел не мог ждать — удобное для путешествий время подходило к концу, а у него было еще так много дел. Он отправил Силе письмо, не сомневаясь в положительном ответе, и отправился в путь один. Именно поэтому Лука использует единственное число, когда говорит: "А Павел, избрав себе Силу, отправился… Проходил Сирию и Киликию, утверждая церкви. Множественное число появляется только после Дервии, где Сила присоединился к Павлу.

Итак, в 50 г. по Р.Х. Павел вышел один в горы на северо-запад от Антиохии и через так называемые "Сирийские ворота" — узкую прибрежную полосу — вышел к сверкающему Александрийскому заливу, где, возможно, нашел одну из тех церквей, которые собирался укрепить. Он шел по покрытой низкими холмами прибрежной долине, поблизости от того места, где в битве при Иссах, триста лет назад, Александр разбил Дария. Одинокий, переживший ссору с лучшим товарищем, Павел выглядел постаревшим. Ему было уже около пятидесяти, и следующее послание, которое он напишет через год, по стилю будет сильно отличаться от Послания к Галатам — как будто прошел не год, а много лет. Через несколько дней пути он уже видел впереди горы Киликии — там, за широкой дугой залива, кончался Левант и начиналась южная Анатолия. Павел возвращался на родину. Все изменилось, семья отвергла его, но горы не изменились — это были те же скалы, которые он видел еще в младенчестве!

Останавливался ли Павел в Тарсе и пытался ли встретиться с родными, неизвестно. Он провел некоторое время в горах Тавра, поддерживая общины верующих, основанные им еще в годы пустынничества, а потом вновь вышел на оживленную дорогу, ведущую из Тарса к Киликийским воротам. Стояли первые дни мая, снег уже сошел с перевала и прилегающего с севера высокого плато. Дорога вела в Коммагену, вассальное царство — через широкую долину, покрытую выходами застывшей лавы. По римской дороге Павел снова дошел до горы Черной и навестил своих учеников в Дервии. В Дервии Павел встретился с Силой, который прибыл из Иерусалима морским путем в Таре, а потом по безопасной людной дороге добрался до Дервии. Павел и Сила сообщили верующим о решениях Иерусалимского Собора, которые подтверждали и дополняли послание Павла. Те, кто принял на веру доктрину "обрезания", возвращались в лоно истинной церкви, община снова росла и вера укреплялась. Павел привел Силу в Листру. Здесь церковь тоже росла; здесь ожидал Павла, как всегда жаждущий слова веры, Тимофей.

Тимофею был уже 21 год. Христиане Листры и Иконии высоко ценили его приверженность вере и пути спасения.

Павел просил его оставить мать и присоединиться к ним, и добавил, что не может сказать точно, когда Тимофею приведется снова увидеть дом и родителей. Таким образом, потеряв Марка, Павел приобрел нечто большее — сразу двух друзей и попутчиков. Тимофея Павел любил, как сына, может быть потому, что его настоящий сын умер через несколько лет после женитьбы Павла или же был отторгнут от него, когда жена покинула мужа-христианина.

Тимофей был человеком с непростым характером. Он не был энергичным воином Христа — плохое пищеварение и молодость заставляли его нервничать перед лицом трудностей предстоящего пути. Но Тимофей согласился идти с Павлом без колебаний: больше всего на свете он боялся вызвать порицание со стороны Павла или в чем-нибудь не последовать учению Христа. Юноша постепенно превратился в хорошего проповедника, которому без сомнения можно было поручать трудные задачи. От своего отца, язычника-грека, человека знающего и умного, Тимофей унаследовал интеллектуальные способности и любопытство; мать Евника, научила его читать Писание, а Павел подарил ему ключ к пониманию Завета. Единственной страстью его было служение Христу: Павел скажет потом, что из всех его помощников только Тимофей никогда не преследовал собственных интересов.