Элоиза Джеймс - Париж в любви Страница 32

Вчера Анна пришла из дневного лагеря с округлившимися глазами и рассказала, уперев руки в бока: «Мама! Тебе не следует посылать меня в такое место: учителя просто бешеные!» В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что учителя очень темпераментные — по ее словам, этот «швырнул» стул. Однако, давно зная свойство Анны сгущать краски, я заподозрила, что стул учителя просто опрокинулся. «Что подумали другие дети?» — осведомилась я. «Кажется, они не заметили» — ответила Анна. Ее жизнь тем интереснее, что она видит вещи, которые другие не замечают.

Новый друг сводил нас в ливанский ресторан. Нам подали вкусный салат, приправленный уксусом, тушеного барашка и великолепный, не слишком сладкий десерт: кубики желе ярко-розового цвета, которые обваляли в кокосовой стружке, и пахлаву, от которой пальцы не становятся липкими. Ресторан называется «Ассанабель», и дополнительный плюс — то, что в магазинах вокруг продаются вещи от Шанель, Готье и Сони Рикель.

У моего двоюродного дедушки Клода была служанка по имени Эжени, которая приносила ему горячую воду для бритья, пока он еще нежился в постели. Он также описывает, как она стояла с бутоньеркой в руках, в то время как он завязывал галстук. Я попыталась представить, как горничная оказывает такие же услуги Алессандро, — и не смогла. Он бы не потерпел вторжения в свою комнату. А вот я, вероятно, смогла бы.

Через несколько дней к нам прибудут юные гости, поэтому мы с Анной отправились в чудесный японский магазин «Киоко», чтобы купить напиток, который любят все дети, в том числе и Анна. Это голубая содовая с шариком в крышке. Чтобы открыть бутылку, нужно протолкнуть шарик в горлышко. Раздается шипение, и благодаря какому-то чуду инженерной техники шарик там застревает и не двигается ни вверх, ни вниз, как бы ребенок ни тряс бутылку. Анна неизменно трясет ее изо всех сил.

Мы с Алессандро только что совершили интересную прогулку на Монмартр, в район публичных домов. Тут же находится «Мулен Руж», где танцовщицы в кабаре с бесстрастными лицами выстраиваются в ряд и высоко задирают ноги над головами туристов. Проходя мимо пары шестидесятилетних супругов, шедших под руку, я не могла не подумать о том, насколько утомительнее мне теперь одеваться для выхода, чем в двадцать лет. Но насколько же это труднее, если вы шестидесятилетний трансвестит? Тщательно припудрить костлявый нос… наложить грим после бритья… и какая же при этом внутренняя опустошенность.

Вчера вечером мы побывали в старейшем ресторане Парижа, фирменное блюдо которого — устрицы. Это «Брассери Веплер», учрежденный в 1892 году. Там было яблоку негде упасть: всюду семьи и влюбленные парочки. Изысканная молодая леди, словно сошедшая с полотна прерафаэлитов, прибыла в сопровождении кавалера — судя по виду, поэта. Обменявшись рукопожатиями со всеми официантами, они уселись рядом с пожилым джентльменом, который обедал в одиночестве. Когда ешь эти устрицы, то будто ныряешь под волны, ощущая соленую прохладу океана и волнующую глубину… Увы, блюда, которые последовали за устрицами, были неважными. Но, пожалуй, ради одних только устриц стоило сюда проехаться.

Моя подруга, с которой мы делили комнату, учась в колледже, приехала в гости вместе со своим мужем Лу и детьми. Во время ланча в уютном бистро двое ее детей и Анна отрабатывали сигналы Гарри Поттера. Мы не обращали на них внимания до тех пор, пока не послышался громкий шум. Выяснилось, что теперь они играют в полицейских и воров. Мэрион в ужасе воскликнула: «Никакой игры с револьверами — только не во французском ресторане!» Как будто маленькие французские мальчики не разгуливают с багетами, делая вид, что это их оружие.

Оценки Анны по французскому были ужасно низкими (примерно 2 из 10). Но неделя во французском лагере все изменила. Моя дочь вернулась из школы, приплясывая от радости. Оказывается, ее учительница посмотрела на контрольную работу Анны и вскричала: «О господи! Что с тобой случилось?» Анна получила 9 из 10 — лучшая оценка в ее группе. Она пела всю дорогу домой, и мы отметили это событие бифштексом и мороженым.

На улице Фобур-Монмартр я вдруг приросла к тротуару перед модным универмагом с очаровательным названием «Асфодель», что по-французски означает «Нарцисс». В витрине висела кремовая сумка, украшенная логотипом «YSL». Я представила себе, как ее берет затянутая в перчатку рука Джеки Кеннеди или ставит рядом со своим стулом Катрин Денев во время ланча в «Отель де Крийон».

Лука вернулся из лыжного похода, улыбаясь во весь рот. Единственное неприятное происшествие — это когда он врезался на своем сноуборде в лыжника. Он одновременно извинился по-французски (перед лыжником), ответил по-английски (критически настроенному очевидцу) и что-то проворчал по-итальянски поджидавшим друзьям. И еще немного о том, какой он крутой: он познакомился со студентками.

Вчера вечером мы отправили наших гостей на романтический ужин, а сами остались с детьми и уложили их спать. Вскоре шестилетняя Сэди проснулась и, рыдая, начала звать маму. Мы поговорили с ней о том, какая мама красивая в своем черном платье и как она радуется тому, что гуляет по Парижу. Я пела колыбельные и прижимала залитое слезами личико к своему плечу. А ведь не успеешь оглянуться, как Сэди будет петь колыбельную своим детям.

Идя по бульвару Инвалидов, я увидела, что маленькие кустики бездомного усеяны красными точками — но ведь мне известно, что ягоды осыпались. Подойдя поближе, я обнаружила, что он повесил на кусты маленькие красные рождественские шарики. Он показал на них и рассмеялся от радости, что нашел такую красоту, кем-то выброшенную, — а быть может, их ему подарили.

Вчера вечером Мэрион и Лу пригласили нас на обед. Мэрион непременно хотела, чтобы это был ресторан хотя бы с одной мишленовской звездой, поэтому мы с Лу, перебрав множество вариантов, остановились на «Стелле Марис», что в переводе значит «морская звезда». Шеф-повар японец, но кухня французская. Мы решили, что он, вероятно, в поте лица заработал свою звезду. Еда действительно была превосходной, хотя мы и пришли к выводу, что закуски, которых было две-три, оказались лучше, чем основные блюда. А также, что никто не должен тратить такие деньги на еду.

По-видимому, внешность «импозантного профессора» пользуется большим спросом в Париже. В течение одной только последней недели молодой человек, прислонившийся к дверям, подмигнул Алессандро и поманил его; одинокая леди воспользовалась моментом, когда я застыла перед витриной магазина, рекламирующего «высокие каблуки, все размеры», чтобы приблизиться к моему мужу. «Может быть, они думают, что я француз», — сказал Алессандро, невольно прихорашиваясь. «Может быть, они думают, что у тебя толстый бумажник» — возразила я жестоко. У него вытянулось лицо, и я вспомнила, что у мужей чувствительное эго — даже если им делают самые неожиданные комплименты.